========== Влюбленная в ночь. ==========
А для меня, что понедельник, что среда, что вторник -
Все тоже самое кругом, не то, что раньше, помнишь?
Как на холсте собирал твои белые волосы,
Как я тебя тогда ласкал, узнавал по голосу.
Я помню даже первый раз, как создавала в криках стон
Высота децибел, искали свой диапазон,
Который у меня внутри, где-то под сердцем слева,
Там где три раза за год, будто все каменело.
Но ты не думай, я не ушел, а был рядом с тобой
Хоть в мыслях, хоть пеплом, хоть ветра раннего зной.
Мы по мосту с тобой бежали, по боку дожди и грозы,
Ты единственная та, которая видела мои слезы.
Я обижал тебя, знаю, не прими слишком близко,
Но под каблуком бегать, было бы слишком уж низко.
Я не дарил тебе подарков, не носил цветов,
Но изнутри бежало то, что было выше слов.
Воздух у реки казался холодным, но при этом не менее приятным. Размеренное шуршание воды у ног ласкает мой чуткий слух, усыпляя бдительность и даруя спокойствие на душе. Незаметно я улыбаюсь самой себе, ощущая волну непонятного счастья, обволакивающую меня в эти самые минуты, казалось бы, такой зябкой, ничем непримечательной ночи. Эта набережная прекрасна! Самая красивая набережная из всех, которые я когда-либо видела! Здесь даже звезды не такие, что светят над родным Мистик Фоллс: они чужие, и при этом настолько яркие, что хочется протянуть руку и коснуться их, обжечься об их красоту и прочувствовать их свет внутри себя.
- Как ты решилась? – Клаус нарушает триумф моих бесконечных мечтаний, окинув меня внимательным взглядом. – Когда ты позвонила и сказала что приедешь, честно признаться, я решил, что ты шутишь…
Действительно, как? О том, как я отважилась пойти и на это сумасшествие, я думала все время в самолете, уносившем меня в Новый Орлеан. Как не прокручивала я всевозможные доводы, причины, так и не смогла честно ответить на этот вопрос даже себе. А самой постыдной стала мысль, что я жалею о том, что не приняла приглашение Клауса раньше. Оказывается, сидеть вот так с ним рядом на перилах моста над темной водой широкой реки, было самым коварным и тайным моим желанием, исполнения которого я так страстно желала. Необходимость оказаться с ним рядом стала непереносимым аргументом моего пребывания здесь. Я хотела его видеть, говорить с ним, слушать его… Я хотела…
- Я поняла, что хочу этого, - честно признаюсь я, вдыхая прохладный воздух и тут же понимая, что делаю это с трудом – кислород вокруг меня закончился. – Это плохо?
Первородный улыбается своей показано открытой улыбкой, которая имела свойство обманывать большинство тех, кто его окружал. Мне же стало вмиг теплее от его проникающего мягкого, но при этом не менее опасного взгляда, темных, как эта ночь, глаз.
- Я причиню тебе лишь боль… - говорит он и смотрит внимательно и испытующе, будто проверяя степень моего растущего страха, который, судя по всему, непременно должен был зародиться во мне.
- Я должна испугаться? - воспринимаю все, как игру, говоря первое, что приходит в голову.
Искоса Клаус смеряет меня долгим изучающим взглядом, я же стараюсь не показать того, что чувствую этот взгляд почти физически.
Как бы хотелось остановить время, навсегда запечатлев этот момент, сделав его заключительным, как в кино, или в книге с открытым финалом. Насколько осталась бы незапятнанной эта история, скрыв все то, что должно будет произойти за пределами идеальной набережной, где-то в глубине этой совершенной ночи с ее вечными союзниками – звездами, покорившими темный небосвод, а вместе с ним и мое сердце, глухо бьющееся сейчас в груди, отдаваясь где-то под самым горлом, из-за чего стало дышать еще труднее. Но ни время, ни мои несущиеся в бешеном темпе мысли, остановить просто не представляется возможным. Мне остается лишь плыть по течению, подобно этой тихой воде, что под нами.
Молча первородный поднимается с места, предлагая мне руку и помогая подняться с мраморной поверхности перил массивного моста, украшавшего набережную. Не задав ни единого вопроса, я безмолвно следую за ним. Зачарованная, загнанная в угол собственными мыслями, желаниями, стремлением сгореть на опасном огне, нежели тлеть бесплодными серыми днями, храня свои жизнь и душу в привычном спокойствии. Все, что важно теперь для меня это то, чтобы он не отпускал мою руку, чтобы так же властно и уверенно вел меня рядом с собой, позволив мне быть чуточку ближе, чем сотням других его окружающих, преданных ему, восхваляющих его силу.
Идем вдоль набережной, сменяя один мост другим, затем спускаясь на мощенную плиткой, погруженную в ночь, улицу. Наша неспешная прогулка обрывается у обветшалого, не создававшего впечатление жилого дома. Импульсивно сильнее сжимаю ладонь Клауса, ощущая какой-то нервозный трепет внутри. Он же выпускает мою руку, копаясь в карманах джинсов и извлекая ключ, настолько маленький, что можно подумать, он служил для открывания крышки почтового ящика. Перехватив мою руку вновь, Клаус отпирает дверь ключом, отчего та распахивается перед нами, призывно скрипя. Привлекая за талию, Клаус заводит меня в дом, тут же увлекая к лестнице, ведущей куда-то вниз, то ли в подвал, то ли в какую-то подсобку. Ступени лестницы крутые и высокие, отчего я свободной рукой придерживаюсь металлических перил, чтобы не оступиться, особо не надеясь на свою вампирскую ловкость. Внизу прохладно и темно, но если напрячь зрение, то вполне можно осмотреться. В помощь моим глазам, вспыхивает одинокая свеча, которую зажег Клаус, поставив ее на какой-то массивный комод, служивший этой комнате мебелью.
Я осматриваюсь по сторонам, бегло изучая мощные каменные стены, балки местами прогнившего дерева под потолком, холодный бетонный пол с проглядывающей железной арматурой. И тут мой взгляд замирает, а рука, сжимающая ладонь Клауса непроизвольно тянет назад, прочь отсюда. По всему периметру комнаты цветы. Множество мраморно белоснежных лилий, рассыпанных по серому бетонному полу. В приглушенном свете тусклой свечи их цвет кажется ужасающе черным. Холодок пробегает по моему телу от самой макушки и до пяток, но перехватив глоток воздуха, я стараюсь дышать ровно, аккуратно переступая нежные лепестки, продолжая следовать за Клаусом.
- Я хотел привнести в эту атмосферу нечто красивое, а не пугающее, - тихо смеется Клаус, видя мой неприкрытый страх в глазах. – Не любишь цветы?
- О нет, они прекрасны! – выдыхаю я, улыбнувшись и едва не рассмеявшись над самой собой, видимо, со стороны выглядящей более чем нелепо. – Просто непривычное сочетание необычного: холодный подвал, свежие лилии и… ты…
О мой Бог, я сказала это! Я призналась самой себе, что действительно оказалась здесь, с ним. С Клаусом! Я последовала с ним… Да что теперь – я приехала к нему, а сейчас стою посреди подвала, усыпанного цветами и меняюсь в лице от каждой неожиданности, которую преподносит мне первородный! Остается только угадывать, что ждет меня дальше. Чем закончится эта ночь? С чего начнется новый день и начнется ли он вообще, потому что мне кажется, что даже мое бессмертное сердце не выдержит этого шквала эмоций, неприкрытых желаний и страха, что сейчас я открою глаза и проснусь, оставив все это лишь сном.
- Ты жалеешь? – спрашивает он, находясь напротив и прожигая меня своим властным взглядом вечного победителя, альфы, хранящего в себе миллионы страшных для меня вещей.
Безмолвно я качаю головой, отрицая его предположение, а заодно изучая томительным взглядом узкую кровать, стоявшую здесь же, покрытую атласным покрывалом. Не знаю, пугает меня или же притягивает нахождение на ней наручников и куска веревки, но губы невольно вздрагивают, приоткрывшись и мгновенно пересохнув.
- Ты будешь убивать меня здесь? – догадываюсь я.
- Нет, здесь я буду тебя любить, – он приподнимает мой подбородок двумя пальцами и целует.
Я податливо отвечаю ему, провожу озябшими пальчиками по его мускулистым плечам, спине, волнистым волосам, путаясь в них, наслаждаясь их мягкостью. Вдыхаю его запах, пропитанный нотками дорогого парфюма, терпкого виски, тяжелого дыма сигар, и даже тонкого аромата женщин, в объятиях которых он прятал свое одиночество в этом чужом для меня городе. Он идеален. Целует меня так, что заходятся все мышцы, а ноги становятся ватными. Гладит мою кожу, опаляет горячим дыханием губы, не делает ни одного лишнего движения – все точно в цель, все для того, чтобы я не могла очнуться, перевести дыхание, призвать здравый смысл. Его ладонь касается моего лица, скользит по скуле, останавливаясь на линии плеч. Невольно я упираюсь руками ему в грудь, пытаясь как можно дольше сохранять пространство между нами, не позволяя ему окончательно владеть моим телом. Видимо, у Клауса на это было свое собственное мнение, по воле которого, он перехватил обе мои руки, зажав в своей, а секунду спустя щелкнув на моем запястье наручниками. Мгновенно я почувствовала себя безвольной, лишившейся способности двигаться, сопротивляться, или же, наоборот, возможности с желанием привлечь его ближе к себе, торопясь раствориться в нем, слиться воедино, подарить ему ту ласку, о которой грезили мы оба, тщательно скрывая свои мысли от всего окружающего мира и друг от друга. Теперь же, Клаус распоряжался всем моим существом, контролировал каждое движение, каждый поцелуй, касания наших тел. Неожиданно и резко он разворачивает меня спиной к себе, опуская на колени, отчего я едва не путаюсь в своей длинной юбке, касаясь поверхности холодного пола. Каким же приятным холодом веет от каменной плиты, на которой я оказалась едва ли не лежа. Едкая мелкая мысль о том, что я не должна позволять ему всего этого, трепещет в остатках моего здравого сознания, но я тут же гоню ее прочь, ощущая его руку под своей футболкой. Его ладонь скользит от линии скулы, вдоль шеи и позвоночника, вызывая во мне дрожь, по воле которой я немного прогибаюсь в пояснице. Тут же рука его возвращается, нежно пройдясь по подбородку и замирая на уровне губ. Пальцем он касается моих губ, размыкая их и неторопливо проникая сквозь них, дотрагиваясь до ровной поверхности зубов и кончика языка. Неспешно, чувственно и жарко. Другая же его ладонь сжимает мою грудь под футболкой, лаская затвердевший сосок, отчего я начинаю подрагивать всем телом. Издаю сиплый стон, когда понимаю, что не могу больше терпеть эту сладкую пытку. Я хочу его, желаю почувствовать его всем своим существом, насладиться его силой, властью и похотью, которая сводит с ума нас обоих.