- Как жалко портить такую красивую обувку, - поддразнил один.
Его девушка, явно впечатленная машиной, ударила его в грудь.
- Клевая у тебя тачка, – xмыкнул другой беззубый чудак.
Таннер улыбнулся ему.
- Ага. Большое спасибо.
- Будет чертовски обидно, если на ней появится царапина, - продолжал щербатый, вставая с бочки, на которую опирался. Он улыбнулся и покачал головой. - Будет чертовски стыдно. Видишь все эти пикапы, на каждом есть вмятины и прочее дерьмо, потому что мы, деревенские парни, любим принять на грудь, прежде чем отправиться в путь, и время от времени у кого-то срывает крышу. Думаю, будет чертовски жаль, если кто-нибудь случайно заденет эту немецкую красотку.
- Поскольку я мог бы купить каждому из вас трейлер на те деньги, что заплатил за нее, уверен, что это задело бы меня за живое.
Из толпы раздалось несколько смешков. Беззубый чудак выглядел от этого еще более раздраженным.
Терранс наблюдал за мужчиной. Его лицо выражало ненависть, но на самом деле он был в полном восторге. Годы отсасывания у немногих фермерских парней, которые знали, что он гей, заставили его забыть о том, что существует за пределами маленького американского городка. Он хотел переехать в Калифорнию.
- Тогда почему ты паркуешь ее здесь?
- Это мое дело.
- Тебе стоит сменить тон, городской мальчик.
Мужчина поднялся по коротким ступенькам под навес. Он подошел к деревенщине и встал всего в шести дюймах от его лица. Беззубый повторил свою нелепую попытку улыбнуться.
- Послушайте, я здесь по своим собственным причинам, которые вас не касаются.
- Просто давай проясним: это наше место. И здешние мужчины любят "киски", а не члены.
- Ну, значит, у нас все-таки есть что-то общее.
- Что ж, возможно так и есть, но дамы из Эстилл-Спрингс предназначены для мужчин из Эстилл-Спрингс. Понимаешь, о чем я?
- Да, но я сомневаюсь, что найду здесь такую, которая стоит моего времени, - oн огляделся вокруг. - Не хотелось бы, чтобы они испачкали свиным дерьмом мои простыни от "Армани".
- Ах, вот как?
- Да, мне не нравятся женщины без зубов и пахнущие навозом.
Здоровенный увалень поднялся и хрустнул шеей. Он положил мясистую руку на плечо городского парня и буркнул ему:
- Ты мне не нравишься.
- Рад за тебя, а я буду мучиться, что мы никогда не сыграем вместе партию в подковы[21].
- Ты мелкий язвительный придурок.
- Ну, я вижу, что ты более образованный из всех, так что я предполагаю, что ты дипломат. Видишь ли, хотя это и не заметно невооруженным глазом, я ношу с собой хороший пистолет. Это "Зиг 226" 40-го калибра. Прямо сейчас могу достать его, прицелиться и выбить остатки зубов из ваших деревенских голов, прежде чем хоть один из вас успеет выплюнуть табак. Может, всех и не уложу, но пока вы будете соображать, я успею перезарядиться, чтобы добить остальных. Я не пытаюсь затевать никакого дерьма, но с радостью закончу то, что началось.
Мясистый мужчина улыбнулся ему и захихикал. Он повернулся к остальным, которые тоже нервно засмеялись.
- Ты - наглый маленький засранец, но для калифлорнийца ты неплох.
- Рад, что меня приняли.
- Только не выходи за рамки, ладно?
Внутри этого заведения было как в сцене из фильма. Это было жаркое, липкое место, полное столов, сделанных из старых бочек, танцпола, забитого местными жителями, пытающимися снять кого-нибудь, и бара с впечатляющей витриной алкоголя. Стены были увешаны изображениями преступников, змей и различных видов оружия. Со стропил, подвешенный на проволоке, свисал древний на вид фермерский инвентарь. На секунду он представил, какие повреждения одной из здешних женщин может причинить изогнутое лезвие косы.
Глаза проследили за этим человеком до бара, где он сел рядом с бородатым мужчиной в рубашке, покрытой пятнами пота. От него пахло смесью моторного масла и дерьма. Когда тот заметил нового парня, сидящего рядом с ним, то повернулся к нему с удивленным взглядом.
- Педик?
- Я только что получил разрешение от комитета по встрече снаружи.
- Джад впустил тебя сюда? - спросил толстый ублюдок, пораженный этой небольшой информацией.
Казалось, ему потребовалась секунда или две, чтобы как следует все обдумать, и это было не потому, что он был пьян, а потому, что он был глуп.