— Дети мои… Дорогие мои дети, братья и сестры, а также уважаемые гости, — взгляд скользнул по Стоверу и Грегори. — Я собрал вас здесь потому, что у нас случилась беда.
Тихий и бесконечно печальный голос. Пауза. Ожидание становится томительным, и воздух в зале, кажется, звенит от напряжения.
— Все вы знаете, что нести в мир дело и слово Единого — тяжелая и непростая работа, — продолжил Великий столь же негромко и проникновенно. — Все вы прошли через беды и лишения на пути к всеобщему счастью. А сейчас нашему счастью угрожает еще большая опасность.
Снова пауза.
Интересно, кто первым не выдержит?
Разумеется, одна из трех женщин — сестра Нудга, собственной персоной. Маленькая, худенькая, сероглазая. Ручки-веточки, полупрозрачная кожа, пепельные волосы — не поймешь, то ли шатенка, то ли блондинка. Из таких получаются самые оголтелые фанатички, Стовер в этом убеждался не раз. При любой религии, при любом деле существуют такие женщины. Ни грамма косметики, глаза навыкате, острый нос, в лице всегда какая-то нездоровая исступленность. В Славнии, на Терране, такие же повязывались платком по самые глаза, благообразно прижимали к себе детей и вещали о добром боге, в Аларике — брали в руки плакаты с идиотским текстом и проповедовали на улицах. Эта — не исключение. Вот только почему у них вечно сальные волосы, и откуда берется совершенно одинаковый мерзкий запах — словно они по несколько дней не моются?..
— Великий, мы страшно огорчены, — сестра Нудга чуть не плакала. — Но как же это случилось? И что мы можем сделать, чтобы все исправить?
— Дочь моя, сейчас я расскажу вам то, что другим знать не положено — их умы слишком хрупки и просто не выдержат. Вы — одни из самых сильных моих детей, из самых смелых, из самых мудрых…
"Интересно, а как же Старшие Братья? — Стовер усмехнулся про себя. — Они не самые мудрые, выходит?"
— Даже Старшим Братьям я не сказал того, что сейчас скажу вам, — продолжил Великий.
"Ловко, — одобрил про себя Микаэль. — В логике ему не откажешь".
— Старшие Братья имеют слишком ранимые души, для них эта информация будет губительна. Из всех моих возлюбленных детей только вы сумеете вынести тяжкий груз.
Учитель, сестра Нудга, брат Хал и еще с полдесятка человек синхронно кивнули. Да, лесть — великая вещь. Особенно, если ею грамотно и своевременно пользоваться.
— Итак, уважаемый Учитель, наш дорогой гость Микаэль и корабли под началом дорогой моей сестры Нудги и брата Хала сумели привести к Миру Изначальному средоточие зла, называемое секторальной станцией, — голос Великого окреп и звучал теперь по-деловому сухо и сдержанно. — Честь вам и хвала за то, что вы сделали! И вы нисколько не виноваты в том, что произошло. Виноват… — снова пауза, снова ожидание. — Виноват я сам.
Общий вздох.
— Да, мои дорогие. Виноват я сам. Я был слишком добр и беспечен. Я пытался донести до их умов слово Единого. Я проповедовал им. Я искренне считал, что любому разумному существу можно подарить истинный свет добра и счастья. Я заблуждался, дети мои! Я избрал мерилом наши с вами идеалы, наш путь. Это и было моей главной ошибкой.
Сестра Нудга и другие женщины вытирали глаза. Брат Хал и Учитель с горечью смотрели на Великого. Стовер тоже смотрел, но иначе — с ожиданием. Ему было интересно, что же будет дальше.
— И случилось страшное. Дети мои, случилось то, что не должно было случиться. Нечестивые проникли в мое святая святых, напустив на меня обманный морок — сумасшедший оказался вовсе не сумасшедшим, он оказался тайным оружием, направленным против всего, что дорого вам и мне.
"Значит, все-таки Скрипач, — удивился Стовер. — Да, гермо недооценили не только на Маданге. Сильно. Вот это действительно сильно. Экипажу секторальной станции я бы тоже дал посмертно пару-тройку медалей — за находчивость. Жаль, что после такого Великий их точно прикончит".
— Тот, кого я, по наивности и доброте своей принял за сумасшедшего, оказался вместилищем древнего и наиподлейшего зла из всех возможных, — продолжил Великий. — Сам дьявол побывал у нас в гостях, дети мои.
"Не слишком ли круто для полоумного гермо? — Стовер нахмурился. — Что-то не так".
— Сумасшедший и сам не знал, что сидит у него внутри и что управляет им. Я понял это слишком поздно. Как только понял — тут же приказал уничтожить это средоточие зла. Но мы не успели, дети мои. И это — снова моя вина. По милости своей я поддался на их просьбу дать час на прощание. Не надо было давать этого часа! Я страшно виноват, страшно!