Она кивнула.
— Но травмы уже были нанесены.
— Я собираюсь исправить этот непорядок, — быстро сказал Донал. — Но у тебя останется шрам. И хотя я могу поставить кости на место и начать исцеление, тебе понадобится время, чтобы восстановить силы. Понадобится время, чтобы можно было снова вставать на ногу.
— Что?
Донал не обратил на нее внимания и продолжил.
— Я надену тебе бандаж. Потом, когда я скажу тебе, что все в порядке, ты сможешь ходить с тростью. И как только исцеление будет завершено, ты даже хромать не будешь.
Ее лицо стало еще бледнее.
— Но у меня нет… как… то есть я не могу здесь оставаться.
— Даже не думай спорить. — Он взглянул на Бена. — Я хочу, чтобы ты взял ее за колено одной рукой и потянул за лодыжку. Медленно и прямо, пока я не скажу «стоп».
Стоя в ногах кровати, Бен обхватил левой рукой ее бедро, а правой обхватил лодыжку. Он медленно потянул ее, благодарный за дополнительную силу, данную кахиру.
Когда Донал положил руки по обе стороны от ее раны, используя свою силу, чтобы ослабить ее скованные мышцы, Бен продолжил растягивание. Выступающая часть кости скользнула под кожу.
— Подожди, Бен, — пробормотал Донал. — Его пальцы прошлись по внешней стороне ее ноги, выравнивая кости, прежде чем он погрузился в рану.
Эмма резко вскрикнула и дернулась, но Бен не позволил ноге шевельнуться. Через секунду она снова взяла себя в руки и замерла совершенно неподвижно. По ее бледному лицу текли слезы. Храбрая самка.
— Полегче, медленнее, — приказал Донал, и Бен подчинился.
Донал положил одну руку на эту область, закрыв глаза.
— Да, осколки находятся в нужных местах. — Он наклонил голову, положив руки по обе стороны раны, и плоть начала заполняться. Закрываясь.
Через несколько минут Донал поднял голову. Лицо его было мокрым от пота, а серебристые глаза утратили свой блеск.
— Теперь ты можешь отпустить, кахир.
С явным неудовольствием целитель изучал хрупкую розовую ткань, покрывающую это место. Бен знал, что останутся шрамы.
— Я мог бы сделать это лучше, если бы увидел тебя сразу же, — пробормотал Донал.
Эмма посмотрела на него и отвернулась.
Почему у нее не было никого, кто мог ей помочь?
— Не обращай внимания на Донала, Эмма. Он может быть сварливее, чем изголодавшийся после зимы барсук. — Бен подмигнул. Он подтолкнул лекаря вниз, на пустой стул. — Сиди. Я схожу за бандажом для ног, который ты принес.
Когда Донал опустился в кресло, Бен с благодарностью покинул комнату, желая успокоить нервы. При виде женщины, страдающей от боли, ему захотелось впасть в неистовство гризли.
Она вела себя гораздо лучше, чем он. Клянусь Богом, она была храброй.
Но также была и загадкой. Почему она была одна в лесу? Почему никто не сообщил о ее исчезновении? Где же ее соплеменники?
Он потер шею и побежал вниз по лестнице. Хорошо, что она на какое-то время останется, и он постарается все разузнать о ней.
Глава 6
На полпути в ванную — а там было зеркало — Эмма оперлась на спинку крепкого деревянного стула, снова толкнула его вперед и прыгнула на одной ноге. Каждый глухой удар, казалось, эхом разносился по дому.
Она остановилась и прислушалась. Только тишина достигла ее слуха.
Полчаса назад Бен проверил, есть ли у нее еда и вода, и убедился, что отвратительный комод стоит рядом с кроватью. Он ушел за продуктами, но слишком скоро вернется домой. Это был ее единственный шанс.
О, богиня, как ей больно. Каждый прыжок сотрясал ее ногу так сильно, что ее стиснутые зубы, вероятно, вот-вот сломаются.
Но так было даже лучше. Действительно. Сегодня ее нога только пульсировала, как будто карлик колотил по ране гигантским молотом. Неудобно, да, но гораздо более терпимее, чем когда ее воображаемый мучитель использовал нож.
Она вздохнула. Неужели боль не может прекратиться? Хотя бы ненадолго, чтобы она могла отдохнуть?
Перелом. Очень мило, Эмма.
Она закатила глаза к потолку. Когда-то она любила играть словами. Но только в одиночестве. Ее мать считала, что ребенок должен молчать. Очень, очень тихо. Более того, когда ей было позволено говорить, ее манеры должны были быть безупречными. Она слегка улыбнулась. Обучение ее матери было достаточно эффективным, чтобы мастер-бард дразнил Эмму за то, что она слишком застенчива и сдержанна. Эти черты не были присущи бардам. Теперь же она настолько отвыкла находиться среди людей, что говорить вслух вообще было трудно.