Эмма нахмурилась. Разве проведение собрания не входило в обязанности Козантира? Но Калум все еще стоял за стойкой, положив руки на столешницу, и просто наблюдал.
Вики наклонилась.
— Калум позволяет Алеку заниматься этим, чтобы все было открыто. Как только Козантир взывает к Богу, становится не до разговоров. Суждение быстротечно.
Суждение. От этого слова по телу Эммы пробежал холодок. Она воззвала к Матери Всего Сущего. Пожалуйста, не забирайте у нас Минетту.
Две женщины помогли Женевьеве подняться на ноги. Казалось, что ее стая уменьшилась. Эмма заметила двух других своих слушательниц, стоящих на коленях рядом с Кэндис у ног Бри. Плечи были ссутулены, головы опущены. Любое движение вызывало рычание у главы стаи.
— Женевьева, подойди сюда, пожалуйста, — сказал Алек ровным голосом.
Отведя взгляд от Эммы, Женевьева подошла ближе.
— Оборотни. — Повышенный голос Алека заставил всех присутствующих в комнате замолчать. — По традиции даонаинов, детеныша оставляют с матерью, тем более что у пометов часто бывает больше одного отца. Однако мы должны помнить, что традиция — это не закон.
Поднялся шум.
Он подождал, пока его снова не услышат.
— Эта женщина оказалась обманщицей, и она солгала о другом оборотне. — Он сморщил нос. — Она пользуется человеческими духами, чтобы скрыть запах своей лжи?
По комнате пробежал шепот.
— Я знаю, что все матери здесь поймут. — Женевьева прижала руки к груди, и слезы наполнили ее глаза. — Он украдет у меня моего ребенка. Пожалуйста, не позволяйте ему забрать моего детеныша.
Самка уклонялась от ответа на вопрос о своей лжи. И матери в комнате выглядели обеспокоенными. Эмме захотелось ударить ее снова.
— Мы должны спросить, кто из этих двух родителей способен лучше позаботиться о детеныше, — спокойно сказал Алек.
В комнате снова воцарилась тишина.
— Когда Минетта покинула тебя, Женевьева? — спросил Алек.
Она назвала дату и расправила плечи.
— С тех пор я искала ее. — Ее лицо исказилось. — Мне так жаль, что я устроила сцену. Я… я просто хочу забрать своего ребенка. Я хочу, чтобы она была в безопасности от него.
Когда появились хмурые взгляды, Эмма почувствовала, как Райдер напрягся. Оборотни защищали самок и детенышей. Слезы были ужасающе эффективны.
— Райдер и Минетта прибыли в Колд — Крик через неделю после этой даты. Я прав? — спросил Алек Бена.
— Верно, — сказал Бен.
— Вы видели какие — либо признаки жестокого обращения? — спросил Алек.
Бен попытался вспомнить, как впервые увидел детеныша.
— Она была на несколько фунтов легче, чем сейчас, и…
— Он однопометник Райдера. Конечно, он солжет ради своего брата! — закричала Женевьева. Она повернулась к людям в баре. — Пожалуйста, просто скажи ему, чтобы он отдал мне моего ребенка.
Алек нахмурился.
— Кахиры на территории Северных Каскадов не лгут. Но давайте вызовем беспристрастного свидетеля. Целитель здесь?
Донал выдвинулся вперед.
— Да, Алек.
— Ты видел Минетту, когда она только приехала?
— Да. Она была очень худой. У нее также были заживающие синяки на лице, руках и спине. Я бы сказал, что большинство из них были намного старше недели. Также она не могла говорить и боялась своей тени.
— Ее состояние улучшилось, пока она жила со своим отцом?
— Несомненно. — Серебристые глаза Донала заледенели, когда он посмотрел на Женевьеву. — Если ты считаешь, что эту самку нужно немного поморить голодом, чтобы показать ей, каково это, я буду рад это сделать.
Настроение толпы резко изменилось. Целителя уважали — и все знали, что тактичность не была частью его личности.
— Она моя малышка, и у меня не было денег на еду. Ты не можешь винить меня за то, что я на мели. — Женевьева повернулась к Алеку, ее красивое лицо было умоляющим. — Мне нужно остаться с ней. Ты ведь не станешь разлучать ее с матерью, не так ли?
Эмма услышала рычание Райдера, прежде чем Бен заявил:
— Ты к ней и близко не подойдешь.
— Это не тебе решать, — сказала Женевьева. Она повернулась к Алеку, положила руку ему на грудь и потерлась грудью о его руку. — Такие решения принимает Козантир.
Алек усмехнулся и отступил.
— Зря тратишь время, волк. Не та добыча.
— Однако Женевьева права. Я полагаю, что все факты были обнародованы. — Слова прозвучали глубоким, отрывистым голосом, когда Калум вышел из — за стойки. Его смуглое лицо было таким отстраненным, каким Эмма никогда его не видела.