- Да, завтра чем свет, а может быть, и сегодня ночью придет сюда первая рота нашего полка. Да садитесь, пан Дубицкий!.. Прошу покорно! Тут взглянул я на моего хозяина: вытянувшись в струн ку, он стоял передо мной как лист перед травой, и на лице его происходили такие эволюции, что я чуть было не лопнул со смеху: огромные усы шевелились, глаза прыгали из стороны в сторону, а хохол на голове стоял почти дыбом. - Да взмилуйся, пан капитан,-завопил он наконец,- куда девать мне целую роту? - Найдем для всех место. - Но рассудите сами... - Эх, пан Дубицкий! - прервал я, развязывая шарф и снимая мою саблю.- Военные люди не рассуждают; делай то, что приказано, вот и все тут. - Иезус Мария! - продолжал хозяин.- Поместить целую роту!.. Да яким же способом?.. Я сам с больной моей женой живу только в трех комнатах. - Полно, так ли? - сказал я.- Дом-то, кажется, у вас велик. - Як пана бога кохам! (Боже мой! (Пол.)) Ну мало ли мыз и лучше и просторнее моей? И кому в голову пришло... - А вот,- прервал я,- пан Дубицкий, как мы выпьем с вами по рюмке венгерского, так я скажу, кому пришло в голову занять вашу мызу. - За-раз, пан, за-раз! (Сейчас (пол.).) Эй, хлопец! - Не беспокойтесь! - сказал я, подходя к столу, на ко тором стояли две бутылки вина и несколько порожних и налитых рюмок.- С нас будет и этого. До вас - пана! Хозяин приметным образом смешался, и когда вошел слуга, то он, пошептав ему что-то на 'ухо, сказал, обра щаясь ко мне: - В самом деле, а я было вовсе забыл, что пробовал сейчас с моим экономом это вино, которое вчера купил в Кракове. Ну, что вы о нем скажете? - Славное вино! Настоящее венгерское! Ну, пан Дубицкий,- продолжал я, выпив еще рюмку,- теперь я вам скажу, кому пришло в голову занять вашу мызу. Полковая квартира простоит у вас день, много два; но наша полковница останется у вас жить, и надолго ли - этого сказать вам не могу. Ей в Кракове так много наговорили хорошего об этой мызе, что она хочет непременно у вас погостить. - Барзо дзинкую за гонор! (Клагодарю за честь! (Пол.)) -сказал хозяин,- но я желал бы знать, кто расхвалил вашей полковнице Бьялый Фолварк? Уж верно, злодеи мои: пан Маршалок, пан Замборский, пан Кланович... Нех их дьябли везмо! (Чтоб их черти взяли! (Пол.)) - А что ж? Мне кажется, они говорили правду. - Да будь же ласков! Взмилуйся, пан капитан! - вскричал отчаянным голосом хозяин.- Где будет жить ваша полковница? Во всем верхнем этаже отделаны только три комнаты, в которых я сам кое-как помещаюсь. Конечно, внизу покоев довольно, но я не знаю, можно ли будет и вам в них ночевать. - А почему же нет? - Эх, мось пане добродзею! (Милостивый государь (пол.)) То карабоска есть; дали бук, так! Я и сам, лишь только жене моей будет получше, перееду в Краков, и, уж верно, этот дом никогда не будет достроен. - Но отчего же? - спросил я с невольным любопытством. - О, пан капитан! Вы человек военный, так, может статься, мне не поверите. - Да что такое? - Слыхали ли вы когда-нибудь о пане Твардовском? - О пане Твардовском? - повторил я и только что хотел было сказать, что нет, как вспомнил, что читал однажды русскую сказку о храбром витязе, Алеше Поповиче, где между прочим говорится и о польском колдуне пане Твар довском, с которым русский богатырь провозился целую ночь. - А, знаю, знаю! - сказал я.- Этого пана Твердовского, или Твардовского, утащили черти? - Не только утащили, -прервал хозяин,- а даже про тащили сквозь каменную стену, на которой, как рассказы вают старики, долго еще после этого видны были кровавые пятна. - Собаке собачья и смерть,-сказал я,- да что ж общего между вашим домом и этим проклятым колдуном?
- А вот что, Люсь пане добродзею, мой дом построен на самом том месте, где некогда стоял замок Твардовского. - Неужели? - вскричал я, поглядев невольно вокруг себя. - Дали бук, так! - продолжал хозяин.- А что всего хуже, так это то, что весь нижний этаж моего дома построен из развалин старого замка. - Вот что, - прошептал я сквозь зубы, - да ведь, впро чем,- прибавил я,- это было уже давно? - Конечно, давно, пан капитан, да от этого мне не лег че. Каждую пятницу около полуночи в нижнем этаже моего домика подымается такая возня, что стены трясутся... - Каждую пятницу? - Да. Говорят, что в этот самый день черти продернули пана Твардовского сквозь стену и утащили к себе в преис поднюю. Эта стукотня продолжается иногда целую ночь. Все окна осветятся, начнется ужасный вой, потом сделается опять темно, а там снова разольется по всему нижнему этажу такой свет, что можно снаружи видеть все, что де лается внутри. - А что ж там делается? - спросил я, стараясь казаться равнодушным. - Однажды только, - отвечал хозяин, - мой прежний эконом решился заглянуть туда с надворья, да, видно, уви дел такие страсти, что у него язык отнялся, а когда он стал опять говорить, так ничего нельзя было понять из его слов. - Отчего же? - Оттого что он был в жестокой горячке. - Ну, а когда выздоровел? - Да он не выздоровел, а на третий день умер. - Вот что! - повторил я опять сквозь зубы, и что-то похожее на лихорадочную дрожь пробежало по моим членам.Но ведь вы говорите, - промолвил я, промолчав несколько времени,-что это бывает только по пятницам. - Так, мось пане добродзею! Да ведь сегодня пятница! - В самом деле!.. И у вас в верхнем этаже нет ни одной свободной комнаты! - Дали бук, нет! Кроме спальни моей жены, этой гости ной, где живут ее резидентки, и столовой, где сплю я, нет ни одного жилого покоя. Но если, - прибавил с насмешливой улыбкой поляк, - пан капитан не боится... Если я боюсь?.. Боюсь!.. И это говорит польский пан русскому офицеру!.. Ух, батюшки! Так меня варом и обдало! Мне, капитану Астраханского гренадерского полка, испу гаться колдуна, и добро бы еще русского!.. Ах, черт возьми! Да если б сам сатана в польском кунтуше явился передо мною, так я и тогда бы скорее умер, чем на вершок от него попятился. - Извините, пан Дубицкий,- сказал я, вставая,- я не боюсь ни пана Твардовского, ни пана черта, ни живых, ни мертвых и ночую сегодня в вашем нижнем этаже. - Как угодно! По крайней мере, я вас предупредил, и если что-нибудь случится... - Не беспокойтесь! И у меня, и у моего казака есть по паре пистолетов и по сабле, так живых мертвецов мы не боимся, а с нечистой силой справиться нетрудно. Не погневайтесь! Ведь мы не по-латыни читаем наши молитвы! Прикажите мне показать мою комнату. - Зараз, пан! Да не угодно ли вам чего покушать? - Благодарю! Я не ужинаю, а, если позволите, возьму с собою эту бутылку венгерского и разопью ее за упокой души вашего Твардовского, только не советую ему мешать мне спать: мы, русские, незваных гостей не любим. Хозяин проводил меня до передней, в которой, к удивле нию моему, я нашел казака в большом ладу с людьми Дубицкого: он потягивал с ними предружески горелку и, судя по двум полуштофам, из которых один уж был пуст, а в другом осталось вино только на донышке, нетрудно было догадаться, что они порядком угостили Ермилова; я еще более уверился в этом, когда он, вскочив со скамьи, начал хвататься за стену, чтоб не повалиться мне в ноги. Ну, плохой же будет у меня товарищ! -подумал я, но делать было нечего. Один слуга пошел вперед со свечой, а двое повели с лестницы казака, который, несмотря на мое при сутствие, беспрестанно лобызался с своими провожатыми, благодаря их за дружбу и угощение. Когда мы спустились с лестницы, слуга, который шел впереди, отпер огромным ключом толстые двери, и мы вошли в большую комнату со сводами. Я нехотя заметил, что провожатые мои робко посматривали во все стороны и с приметным беспокойством прислушивались к шелесту соб ственных шагов своих; он раздавался под сводами обширных комнат, сырых и мрачных, как церковные подземные склепы; недоставало только одних гробов, чтоб довершить это сходство. Мы вошли наконец в одну угольную комнату, которая более других походила на жилой покой. Множество фамильных портретов по стенам, дюжины две стульев, обитых черной кожею, канапе, кровать с шелковым пологом, большие стенные часы и дубовый стол, на который слуга поставил свечу, а я - бутылку венгерского, составляли все убранство моей опочивальни. Слуги, пожелав мне спокойной ночи, вышли вон. - Не стыдно ли тебе, Ермилов, - сказал я казаку, кото рый, прислонясь к стене, старался как можно бодрее стоять передо мною,- ну, выпил бы стакан-другой, а то посмотри, как натянулся! - Никак нет, ваше благородие! - пробормотал казак.Прикажите, по одной дощечке пройду. - Молчи, скотина! - Слушаю, ваше благородие! - Где мои пистолеты? - В чушках, ваше благородие. - И ты оставил их там, на конюшне?