Идти домой не хотелось, а больше деваться было некуда. В агентство? Незачем. Все уже сделано и сказано, Вера Ардальоновна, наверное, до сих пор не пришла в себя. Пьет валерьянку (Галочка принесла из аптеки), потом будет пить чай. Калерия Иосифовна молча качает головой.
Дома все на своих местах и все незнакомо. Многое показалось странным, чужим. Твой старый плащ на стене, готовальня, книги. Вещи потеряли ценность воспоминания и сразу стали реальными: у плаща оторван карман, в готовальне не хватает инструментов, книги случайные, у многих нет ни конца, ни начала. Просто старый, потерявший хозяина хлам… Я вынесла все это в коридор.
Завтра на рассвете я снова буду в пути, но сегодня… Телефон на столе, можно просто снять трубку и набрать знакомый номер. Далеко-далеко ответит твой голос. Или голос твоей жены. Только сейчас я вдруг поняла, что это значит: тебя нет.
И не больно. Почти не больно — так честнее. Наверное, совсем эта боль не уйдет никогда. Но звонить незачем, и мне даже не надо приказывать себе не делать этого.
Спать я все-таки не могу. На улице тихо. Небо в длинных полосах разорванных ветром туч. Среди них ныряет луна. В такие вечера всегда тревожно и неуютно. Все сделанное людьми — поселок, электростанция, смутно чернеющая вдали драга — кажется маленьким и непрочным. Зато огромны и непоколебимы сопки.
Нет двух людей, чьи шаги были бы одинаковы. Странно: неужели я и твои шаги успела настолько забыть, что могу спутать их с чужими?
Дверь отворилась без стука.
— Можно?
Взгляд как у больного щенка. Такого не ударит никто.
— Да, конечно…
— Здравствуй, Ленок!..
Это самое трудное — имя, которое принадлежит лишь мне. Все остальное он может отдать другой. Только подаренное в минуту любви имя навсегда останется моим.
— Здравствуй, Вадим!
Знакомый-знакомый жест: рука растерянно трет висок. В уступчивых глазах слезы. Я всегда знала, что ты талантливый артист.
— Я понимаю, мне незачем было сюда приходить…
— Да, незачем.
Мне уже легко. Если бы не слезы! Я даже не знаю, что было бы. Но я не люблю мелодрам.
Слезы тут же высохли. В глазах недоверие.
— Ты серьезно?
— Совершенно. Будет лучше, если ты уйдешь немедленно.
— Хорошо. Но я не вернусь.
— Ты и не возвращался.
— Нет-нет, ты ошибаешься! Если бы ты знала, сколько я передумал, понял…
— И женился на другой. Хватит, Вадим. Мне завтра рано вставать. Я хочу отдохнуть перед дорогой.
— Прощай!
Дверь медленно закрылась. Все. И этой встречи я ждала год?!
Раньше я часто думала: что было после встречи Пер Гюнта с Сольвейг — с той, что ждала всю жизнь? Теперь я знаю: она прокляла его. Минута встречи никогда не возвратит бесплодных лет ожидания.
И в комнате стало совсем пусто. Ее наполняло прошлое. Оно ушло — и ничего не осталось. Только дорога. А что впереди? Давно-давно, когда я была маленькой, отец привез из какой-то экспедиции удивительный цветок. Он был таким синим, что хотелось тронуть его рукой: глаза не верили себе. У цветка было красивое и немного грустное имя — генциана. Отец сказал, что растет он далеко — в счастливой стране Синегории, за многими реками и морями. Почему я вспомнила об этом? Неужели ты существуешь, Синегория?
8
На свете очень мало людей, умеющих хорошо провести воскресенье. Наверное, потому, что от этого дня слишком многого ждут.
Так и у нас на бурах. Чего только не собирались сделать сегодня! И провести волейбольный матч «собашников» и «итээра», и сходить за смородиной, и поохотиться на уток и куропачей.
Но вот уже одиннадцатый час, а все словно вымерло. Только псы ворчат, вызывая друг друга на бой. Но никому не хочется драться. В конец обленившийся Ландыш трется боком об угол «бабьей республики». В глазах у него сонная одурь. Наверное, объелся окурков.
Из домика «собашников» не торопясь вышли Толя Харин и кузнец Митя. Пошли на речку ловить хариусов. Это мне на руку — легче сготовить обед.
— Ребята! Нас не забудьте!
— Ладно-о-о… — доносится с речки.
От нашего домика рыбаков не видно — слышен только сердитый Митин голос (как всегда, «оттягивает» малорослого Толю за то, что тот не идет «на глубь»), взлетают фейерверки брызг, и лают псы.
«Нетрудовое» население уже все собралось на берегу. Здесь же собаки и ребятишки. Даже Ландыш приплелся. Этот бездельник скоро начнет и сырую рыбу есть. Если бы он был человеком, он, наверное, изобретал бы коктейли.
Рядом со мной на жухлой траве лежит Женя. Перед ней учебник с длинным названием. Женя собирается поступать в институт.