Но вдруг помрачнел:
— Да… А кто на подстанции останется! Сменщица твоя больна.
Яша улыбнулся одними глазами.
— Думаю, Лена может остаться. Я занимался с ней в свободное время. Очень, знаете, способный человек.
У меня растерянно забилось сердце: неужели Толя согласится? Рядом с Яшей все казалось просто и не всерьез. Сумею ли одна?
— Как, Лена, справишься? — спросил Толя.
— Да ясное дело, справится! — уверенно ответила за меня Женя, — Что мы, не знаем, что она там днями с Яшиным хозяйством возится! Поезжай, Яша, правильно!
Яша тронул меня за руку:
— Так я на тебя надеюсь. Там левый цилиндр капризничает, ну, ты сама знаешь.
Костя лениво поднял голову, как всегда, бездумно усмехнулся:
— Вырастили, значит, кадру! Натаскали!
— Натаскивают собак да таких дураков, как ты! — отрезала Любка.
Подмигнула мне.
— Ты не смотри на него: дурак и есть дурак. Что ж, кадра не кадра, а половинка будет.
Сильная Любкина рука обняла меня за плечи. Стало спокойно.
— Костя, ты бы лучше с Яшей поехал, одному ему трудно будет, — сказал Толя.
— А что я вам, комсомолец? Говорили ведь, чтобы комсомольцы впереди.
— Да, ты не комсомолец, — раздумчиво проговорила Женя. — Ты не комсомолец. Поедет Лева, а я останусь на вторую смену, ясно?
Отвернулась. Я увидела, как на щеках пятнами пошел румянец, а в глазах копятся слезы. Но Женя справилась с собой. Костя этого не должен был видеть и не увидел. Женя стала взрослой.
— Я поеду, я ведь так просто.
— Нет уж, оставайся, милый, побереги себя. Не ровен час надорвешься — некому Кряжихе помои будет выносить! — совсем уже весело сказала Любка. — Да, мальчики, а вместо Зитара кто будет?
— Я останусь.
Толя сказал это так, что было ясно — иначе и быть не могло. Сегодня же комсомольцы впереди.
Внизу на линии зарокотал трактор.
— Ишь ты! На пятой жмет! — с уважением заметил Толя. — Молодец Яшка!
Любка подтолкнула меня.
— Пошли, что ли, Половинка? Работать так уж работать.
12
Трактор напоминал диковинное животное. Только вместо шкуры он оброс мхом, грязью и ветками.
Толя Харин несколько раз обошел его, зачем-то потрогал гусеницу, с которой свисали трепаные космы болотной осоки.
— Да… Ловко бедолагу посадили. Артисты!
Гарька неопределенно пожал плечами. Вероятно, это означало: что поделаешь, не повезло! Зитар недоуменно моргал белыми ресницами. Как всегда в таких случаях, он перестал понимать русский язык.
Мы расселись вокруг по кочкам — так все устали. Первый раз я была такой же, как все, и первый раз меня по-настоящему злили эти люди. Как они могут так жить? У Гарьки на лице явно написано: кончайте отчитывать, да я отсыпаться пойду. Интересно, а Толя это видит? Он ведь тоже очень устал.
Солнце поднялось уже высоко, ветра почти нет, комары налетают роями. От трактора пьяно пахнет растревоженным болотом: мокрым торфом, багульником, осокой. Как странно перемежаются мысли! Так же пахло всю смену в вагончике подстанции. Линия тоже на болоте: мы опускаемся к устью долины. И от этого запаха ни на миг не исчезало чувство тревоги: а вдруг случится что-то такое, с чем и не сумею справиться? Но ничего не случилось.
Толя внимательно посмотрел на обоих виновников, досадливо сморщился:
— Эх! Разговаривать с вами! Ведь не поймете ничего, кочки болотные!
Гарька сейчас же обиделся:
— Ну, ты полегче — «кочки»! Этого нигде не написано, чтобы оскорблять! Разговаривать — это да, можно, а насчет чего другого…
В глазах Толи искрой мелькнула озорная мысль, он вдруг улыбнулся.
— Ладно! Оскорблять нельзя, ты прав, а разговора не дождешься. И никто ни с тобой, ни с Зитаром разговаривать не будет. Отговорились.
Обернулся к нам.
— И в карты с ними не играть, ясно? Пусть почувствуют.
Все засмеялись. Женя крикнула:
— Здорово! Сам только не нарушай, вместе живете.
Толя кивнул:
— Не нарушу. И другим не дам! — Он покосился на стоявшего в сторонке Костю. Тот отвел глаза.
Яша подошел к трактору.
— Вымыть бы его надо. Отгоню сейчас к речке, а вы уж помогите кто-нибудь.
Гарька загородил ему дорогу.
— Не трожь! Никто меня с трактористов не снимал. Я еще до начальника дойду, увидишь тогда.
Яша отошел без возражений, словно и не слышал. Остальные тоже пошли по домам.
Гарька растерянно оглянулся: кричать, доказывать было некому!
— Ребята! Да вы что, всерьез?
Женя незаметно глянула в его сторону.