Когда она взглянула на полковника, глаза Виржинии блестели:
— Они все выражают вам большую любовь.
— Не все, — сказал Ритчи с тонкой улыбкой. — Я был во главе очень различной по составу группы. Там были молодые офицеры самого разного происхождения. Одни были недисциплинированными, другие — апатичными, третьи — отчаявшимися; некоторые полезными, другие — нет; моя работа заключалась в том, чтобы сделать из них единый и слаженный коллектив, назвать тех среди них, которые не должны были подвергаться никакому риску, и Тех, которые, на мой взгляд, были способны держать фрицев в напряжении, так как начиная с Дюнкерка до самых последних дней войны мы ни разу не ослабили наших усилий.
Полковник сделал гримасу, затем снова улыбнулся:
— Это блюдо мне было подарено теми, кто выжил, само собой разумеется. Они поручили одному из фрицев, который уже сотрудничал с нами, стащить поднос в посудном шкафу коменданта лагеря за несколько дней до этого, что дало им возможность сделать дарственную надпись. Но даже она дает понять, что не всем удалось избежать смерти.
— Значив, это произошло не так, как показано в фильме? — спросила Виржиния.
— Нет, и однако…
Ритчи пожал плечами, как будто вспоминая изменения, на которые он должен был тогда согласиться.
— В фильме необходимо увеличивать драматическую напряженность, чтобы удерживать внимание публики. Большое число эпизодов фильма имели место в действительности, но не в таких же условиях. Рождественский туннель, действительно, существовал. Я им пообещал, что по крайней мере один из них да окажется на Рождество у себя дома, если будет активно рыть туннель. Но это обещание нельзя было принимать всерьез, и они это хорошо знали. И я это сказал тогда ироничным тоном, а не с верой в голосе, как это сделал актер в фильме. Война тогда шла к концу. В этом случае нормальный и умный человек стал бы только ждать освобождения, не подвергая себя риску. И таково было чувство большинства из них. Многие из них начали рассуждать, как гражданские, и говорили лишь о своих семьях, и о том, что они будут делать после войны. Таким образом, говоря им с сарказмом о Рождественском туннеле, я им напоминал, каково было их настоящее положение. Тактика оказалась превосходной — я не дал им опуститься и стать бесполезными.
Отсутствующее выражение появилось на лице Ритчи:
— Были и такие, которые звали меня «Зануда», — прошептал он. — Это тоже можно увидеть в фильме, но они это произносят в тот момент, когда все смеются.
— Ваш долг состоял в том, чтобы использовать все средства и не дать им, как говорится, плыть по воле волн, — сказала Виржиния понимающим тоном.
Судорога искривила лицо полковника настолько сильно, что можно было подумать, что у него в чае оказался стрихнин. Но это длилось какую-то долю секунды.
— О, да, да, мне удалось помешать им идти по воле обстоятельств. Никто среди них не осмелился бы не подчиниться моему приказу на свободе, во время военных действий. Но в лагере они могли всегда найти какой-нибудь способ, чтобы мешкать, заниматься личными делами. Люди так устроены. Они всегда ищут возможность проехать зайцами, если только дисциплина не заставляет их подчиняться.
— Вам необходима была поддержка нескольких вооруженных людей. Не так ли, полковник? Вы хотели, чтобы немцы разрешили вам возвести в лагере ваши собственные сторожевые вышки с пулеметами?
Малькольм любил рассуждать вплоть до абсурда.
Но Ритчи невозмутимо ответил ему:
— Я не имел, однако, такой свободы действий в Германии. Но есть маленькая история, которую я хочу вам рассказать и которая некоторым образом имеет отношение к этому вопросу.
Устроившись поудобнее в своем кресле, он начал рассказывать:
— Вероятно, вас заинтриговали Макс и Мориц. Немцы, как вам это хорошо известно, всегда любили заниматься дрессировкой собак. Во время войны немцы охотно использовали доберман-пинчеров, создав дополнительное подразделение в лагере для военнопленных. Дрессированная собака, господин Лоуренс, может наводить больший ужас, чем солдат с автоматом. Это — только животное, на которое не действуют ни мольбы, ни уговоры, ни угрозы.
В каждом лагере сторожевые собаки находились в ведении обер-егермейстера, функция которого заключалась в том, чтобы после того, как он становился хозяином и начальником собак, он должен был следовать очень простому правилу — вести их туда, где в них нуждались. Собаки обучались некоторым правилам патрулирования. Обер-егермейстеру достаточно было дать простую команду: «Искать!» или «Остановить!», и собаки знали, что от них требуется. И я могу вас уверить: если однажды вы увидите, как они действуют, вы не сможете забыть этого!