А Андрюша, с сомнением поглядев на хилого парня, вдруг решительно взялся за него. Зная характер нашего охранника, могу с уверенностью сказать, что ему наверняка было жалко гнать болезного в тычки, но тот от выпитого видимо совсем оборзел и приходилось принимать меры по-круче тех, какими желал бы ограничиться Андрюша. Так вот, взяв своего строптивого подопечного за плечо, Андрюша сдернул его с табурета, заставляя встать на ноги. Я это хорошо углядела, а вот что было потом…
Я удивленно глядела на Андрюшу, прижатого к стойке и никак не могла понять, как эта бледная худосочная рука может не просто удерживать бывшего боксера, упираясь в его могучую, накачанную спину, а еще, видимо, давить на нее настолько, что причиняла нешуточную боль. Андрюша только кряхтел и извивался, словно пытался сбросить с себя непомерную тяжесть бледной ладони, так что от напряжения глаза его налились кровью.
Я же стояла столбом и ничего не предпринимала для Андрюшиного спасения, просто потому, что не верила происходящему. Из подсобки вылетел разъяренный Митрич и бросился к ним.
— Сейчас же выметайся отсюда! — яростно зашипел он на парня, боясь гневными воплями распугать посетителей. — Или я вызываю милицию!
Словно очнувшись, парень повернулся к нему и вроде бы улыбнулся. Во всяком случае он не произнес ни слова, а Митрич вдруг поперхнулся ругательствами, которые рвались наружу, глотая и захлебываясь ими. Как-то спав с лица и враз утратив свою агрессивность, он попятился к двери подсобки, за которой поспешно скрылся.
Делать было нечего, пришлось вмешаться мне.
— Послушайте, зачем вам неприятности, — шагнула я к парню. — Отпустите Андрюшу. Он ничего не имеет против вас лично, просто делал то, что ему велели. Эта его работа — наводить порядок.
Парень повернулся ко мне. На бледном лице лихорадочно горели черные глаза, длинные волосы взъерошены, а губы казались неестественно яркими и сочными, будто к ним прилила вся кровь, что имелась в его тщедушном теле. Какое-то время он не мигая смотрел на меня и вдруг оттолкнул, совсем уже выбившегося из сил, Андрюшу.
Тот не будь дураком, быстренько убрался, кряхтя и потирая широкую грудь. На то он и горький опыт, чтобы где не надо не раскрывать рта и не играть мускулами впустую. А пугающе странный парень плюхнулся обратно на табурет, с которого был грубо сдернут, и схватился за свой стакан с водкой, разбавленной томатным соком.
Народ потихоньку начал покидать бар, косясь и оглядываясь на загадочного типа, который непонятно как, буквально одной левой или правой, положил, пусть не на лопатки, а на живот такого парня, как Андрюшу, один вид которого усмирял буянов. Я вздохнула, уверенная что завтра к Митричу, Андрюша придет за расчетом вместе со мной.
Я покосилась на парня, которого с опаской и интересом разглядывал молчавший бизнесмен. Я не винила его в нашем увольнении и вовсе была не против, что бы он остался. Может быть потому, что он меня страшно заинтриговал. Благополучие и репутация бара теперь уже мало волновали меня и я подошла к нему с бутылкой «Кристалл». Приподняв ее, спросила:
— Налить? Это за счет заведения.
Он тяжело посмотрел на меня непроницаемо темными глазами. Нет, все-таки было в нем, помимо его необычайной силы, что-то жуткое, без причины пугающее. Но вместо уже привычного: «отвали», он вдруг кивнул мне. Я долила в его стакан водки. Он посмотрел в него, подумал и вылил в стакан остатки томатного сока.
— Если останетесь, то посмотрите стриптиз, — сказал я, чтобы завязать разговор. Мне хотелось, чтобы он проявил хоть каплю эмоций и не был бы таким отрешенным.
— Ты искушаешь меня плотью? — презрительно фыркнул он.
— Почему же плотью, — я была немного сбита с толку, мужчин обычно воодушевляло предстоящее представление. — Наши девушки неплохо танцуют. Сами увидите.
Бизнесмен, прислушивающийся к нашему разговору, встрепенулся, оживился, завертел головой и отыскав небольшую круглую эстраду, развернулся к ней, в ожидании обещанного стриптиза.
— Плотью, — между тем жестко повторил парень.
— Почему сразу плоть? — возмутилась я.
— Потому что у ваших стриптизерш мысли как у дойных коров: кто их сегодня хорошенько угостит, а потом оттрахает.
— Очень образно, — пробормотала я, дивясь подобному цинизму и жалея, что вообще завела с ним разговор. Я уже повернулась было, чтобы отойти от него, как он вдруг спросил: