В лифте они поцеловались на прощанье, но для Анны это было скорее формальностью, потому что, как только она ступила с трапа на землю, стало ясно: началась совсем другая жизнь и привыкать друг к другу надо будет учиться заново.
Она позвонила. Ленка прошлепала по коридору тапочками и распахнула дверь. Увидеть Анну не одну, а в сопровождении синеглазого, да еще и загорелого красавца она явно не ожидала. Прихватив рукой распахнувшийся халатик и слегка порозовев лицом, Ленка пригласила их войти. Но Анна молча грудью вдвинула Ленку в коридор, взяла из рук Стаса чемодан, бегло улыбнулась его смеющимся глазам и захлопнула за собой дверь.
Подруга не обиделась, она знала, что Анна может быть очень неприятна в гневе, и просто молча ретировалась в кухню заваривать чай и ждать подробностей. Но подробности ей пришлось узнавать из телефонного разговора, поскольку первым делом Анна позвонила Медее. Именно Медея сейчас была нужна ей, потому что в интонациях ее голоса звучали отголоски того мира, который Анна покинула несколько часов назад. Говорила в основном Анна, оставляя краткие промежутки для довольных реплик и междометий Медеи.
Повесив трубку, Анна перехватила удовлетворенный взгляд Ленки.
— Тебе хорошо радоваться. А что мне делать, если я без него жить не могу.
— Не можешь без него, значит, будешь с ним.
— Тебе хорошо говорить. Всегда получаешь желаемое.
Ленка укоризненно покачала головой, и Анна поняла, что погорячилась: Сашку она так и не получила.
— А ты не залетела, часом? У тебя что-то лицо припухло.
Ленка пыталась спровоцировать разговор на любовную тему, но несла явно не то, что нужно. Во всяком случае, тональность, в которой Анна могла и сама говорить еще месяц назад, сейчас определенно не годилась.
— Во-первых, к чему эта пошлость? Во-вторых, если и припухло, то после самолета. Перепады давления, знаешь ли. И нечего хмыкать. В-третьих, мне уже не двадцать лет и даже не двадцать пять. И в-четвертых, что будет, то и слава богу. Может, еще скажешь, что надо было предохраняться? От кого и от чего, хотелось бы знать? — Мысль, что от Стаса может исходить что-то, от чего надо предохранять себя, защищаться, показалась ей настолько нелепой и неуместной, что она рассмеялась и покрутила у виска пальцем.
— Похоже, ты не любовью занималась, а курсы молодого бойца проходила. Раз, два, три… Но если уж ты так настроена, — многоопытная Ленка примирительно кивнула, — тогда наверняка самое время для ребенка, и получиться у такой пары должно что-то очень симпатичное. Только не смотри на меня, аки волк на ягня. И не такое видывали.
Потом Ленка переложила на тарелку предусмотрительно положенные Стасом в Аннину сумку позавчерашние корольки и виноград. Увидев их, точно таких же, как позавчера, на тумбочке, у изголовья кровати, Анна заплакала так безудержно, что Ленка тут же перестала жевать и от греха подальше положила королек на место.
В этот момент раздался телефонный звонок. Ленка рванула к телефону, боясь, что трезвон разбудит Аринку. Потом с довольным видом выплыла из коридора:
— Тебя. Красивый мужской голос.
Голос, искаженный пространством, был немного посторонним. Анна сначала и не признала Стаса. Все-таки по телефону она слышала его впервые.
Анна напряглась и не знала, что сказать. Наконец голос в трубке совместился с образом Стаса, и Анна успокоилась. А то, что он говорил с ней ласково, ободряюще, не боясь быть услышанным, наполнило се такой горячей радостью, что она опять заплакала и только повторяла тихо в трубку:
— Ты… ты… слышишь, это ты… я так люблю тебя.
После этого разговора она поняла, что завтрашняя их встреча в институте уже не страшит ее.
Несколько раз Анна увиделась со Стасом в курилке на третьем этаже, но стоять в общей компании и делать вид, что они посторонние, было так тяжело и ненужно, что впредь Анна решила таких встреч на людях избегать. На лестнице, когда никого не было поблизости, Стас сказал, что будет ждать ее на Пушкинской, потому что лекции у него заканчивались на два часа раньше, чем Аннин семинар. «А за это время, — сказал он, — я успею повидать сына, все же десять дней не видел». Анна поспешно закивала, хотя испытала почти отчаяние: вот оно и случилось, он принадлежит не только ей, а еще целому миру и этому ребенку, а через ребенка — «такой Светочке».
По Анниному лицу Стас угадал все ее мысли. Он отвел ее в сторону от снующих туда и обратно студентов и спокойно и твердо сказал, что ни о чем постороннем ей думать не надо, что есть только он и она и все осталось так, как было еще день назад, на море.