К концу урока страсти накалились настолько, что в кабинет Макетовой заглянула сама директриса. Узнав о причине разногласий, к искреннему недоумению Анны Ивановны, директор, вместо того, чтобы безоговорочно, как в восемьсотсемидесятой, поддержать «авторитет учителя», спокойно ответила:
– Булгаков и впрямь автор гениальный, и вполне заслуживает театрального действа на Дне учителя. А то, что вы разошлись во мнениях, – закончила она, слегка подмигнув ошарашенной Анне Ивановне, – это даже интереснее, следовательно, личность и творения Булгакова и впрямь неоднозначны. Готовьте постановку как следует, а если справитесь, мы с Анной Ивановной готовы подумать над литературной экскурсией!
После такого урока Анна Ивановна ощутила себя выжатым лимоном. Наспех провела уроки в других классах и поспешила домой – готовиться к новой встрече со своими подопечными, а заодно предаваться ностальгическим воспоминаниям о восемьсотсемидесятой школе, где ни один ученик не смел подвергать ее суждения ни малейшему сомнению.
Глава 3
Конечно, опытная и поднаторевшая в школьных интригах Макетова не позволила назревающему конфликту вылиться во что-то серьезное. Напротив, она даже подыграла детям, считая, что лучше уже читать «русско-зарубежную» литературу, чем вообще никакую. Но уже тогда поселился в ее душе, как в подгнившем яблоке, червячок странной неуверенности. Впервые в ее трудовой жизни возникли сомнения – а что, если она не все знает о тонкой науке преподавания словесности? И что, если настоящие книги – не просто литература, а как бы инструкция по обращению с себе подобными, и каждый – в том числе и сама она – рискует встретить в них героя с собственным лицом! Да еще и с каким лицом?
Но Макетова дурные эти мысли решительно отогнала. Постаралась сблизиться с ребятами, ездила с ними на экскурсии, пыталась понять их. А один раз отважно собралась да и поехала с ребятами на выходные в Петербург. Взяла с собой одну-единственную мамашу-активистку. Сто раз потом пожалела об этом. Надо было брать десять таких мамаш! Все время, проведенное в Питере, гонялась за своим маленьким «стадом», боялась обсчитаться, потерять кого-то. Плюс еще они с родительницей дружно и тщательно считали экскурсионные копейки, уверенные, что переплатили фирме и за размещение, и за питание, и за «культурную программу». Конечно, толком никаких красот севреной столицы Макетова не увидала. Смутно запомнился Петродворец с ансамблем фонтанов и огромные голые площади, где детям так легко затеряться! Вернувшись, она созвала родительское собрание, разобрала по косточкам поведение каждого ученика десятого «А», вынесла выговор за две бутылки «сухенького», отнятые ей на обратном пути, словом, вела себя, как и положено опытной наседке. Родители сидели притихшие. Обещали «принять меры» к детям. Анне Ивановне казалось, что наконец-то контакт установлен. Домой она ушла поздно, но довольная: теперь в ее классе никто не пикнет.
Неизвестно, какие меры использовали дома родители, но дисциплина на уроках Анны Ивановны, казалось, наладилась. Дети отвечали вежливо, партами, как раньше, не стучали, и вроде бы меньше списывали на сочинениях. Но понимания своих учеников, как чувствовала матерый педагог Макетова, она не добилась. Наоборот, дети словно ушли в себя, торопились с уроков домой, потеряли всяческий интерес к внеклассным мероприятиям; сделались как-то уклончиво-пассивны. А однажды, лишнюю минуту задержавшись в учительской, Анна Иванна торопливо вошла в класс – и увидела на доске выполненную круглым каллиграфическим почерком надпись: А.И.М. – стукачка!
Анна Ивановна ахнула – и побежала за завучем…
Глава 4
Очередь к окошечку приема передач двигалась медленно. Неловкую старушку с узелком подталкивали вперед. Анна Иванна встряхнулась и двинулась за своим «ориентиром» – здоровенной бабулей с сумками. Но и та продвинулась ненамного. Было холодно, зябко, но никто не жаловался и не возмущался. Казалось, всех прибила к земле разлитая в воздухе беда и скука – в сером небе, невидном за облаками, в слякотной жиже под ногами, в этом окошке – последняя связь мира заключенных с прежним домашним миром, со всем, чего они лишились. А торопиться было некуда – все равно передачи на весь срок не хватит! И долго придется близким выстаивать к этому окошку в таких вот серых вязких очередях. А Анна Иванна не была даже близкой тому пареньку, для которого собрала свою посылку. Что привело ее сюда – было для нее самой трудно объяснимым. И чтобы не задумываться об этом до жестокой головной боли, Макетова снова отключилась от действительности – и ушла в прошлое, туда, в школу, где с помощью завуча, такой же, как она сама, подтянутой и моложавой Любови Николаевны, ей удалось добиться от своих подопечных дисциплины на уроках.