Он обладал роскошной виллой, окруженной не менее роскошным садом, который спускался до самой реки. Высокая ограда окружала его резиденцию и защищала от любопытных взглядов.
Говард потратил двадцать минут, чтобы добраться до виллы. Проезжая по аллее, обсаженной прекрасными деревьями, Говард видел целый батальон садовников-китайцев, копавшихся в саду.
Но этим утром в голове Говарда не было места мыслям о цветах и деревьях. Подозревая не совсем честное происхождение миллионов О’Бриена, он старался не показываться на его вилле в отсутствие других членов их партии. Но сегодня ему надо поговорить с О’Бриеном о вещах совершенно секретных, о которых нельзя сообщить по телефону из боязни быть подслушанным.
Говард остановился перед озаренным солнцем входом, быстро поднялся по ступенькам и позвонил.
Лакей О’Бриена, Сэлливан, бывший борец, в белой куртке и черных брюках, открыл ему дверь. Он казался удивленным.
— Мистер О’Бриен дома?
— Безусловно, — ответил Сэлливан, давая гостю пройти. — Но он занят.
Говард услышал, что где-то в доме поет женщина, и сначала подумал, что О’Бриен слушает радио. Этот голос, легкое сопрано, чем-то очень волновал, и Говард, мало понимавший в музыке, нашел его особенным.
— Скажите ему, что дело важное.
— Пойдите и скажите сами, патрон, — ответил Сэлливан. — Я ни за что на свете не решусь прервать завывания этой цыпки.
Он указал на коридор, по которому следовало идти в большой зал.
— Идите смело.
Говард быстро прошел по коридору и остановился на пороге большого зала, двери которого были широко открыты.
О’Бриен, удобно устроившийся в кресле, сидел, закрыв глаза, со скрещенными на груди руками.
За роялем возле застекленной открытой двери сидела высокая стройная девушка необычайной красоты: блондинка с зелеными глазами, тонким носом, высокими скулами и чувственным ртом. Она была в белом свитере и клетчатых синих с белым брюках.
Звучным сладким голосом она пела арию, которую Говард смутно помнил.
Неподвижный, с бьющимся сердцем, он смотрел на нее. До сих пор он считал красивейшей женщиной свою жену Глорию, но эта девушка превосходила ее красотой.
В конце пассажа, перед тем как взять заключительную ноту, девушка вздрогнула, увидев Говарда, сфальшивила и сняла руки с клавиш.
О’Бриен открыл глаза и нахмурился.
— Что с тобой случилось? — спросил он девушку.
Потом, проследив за ее взглядом, он заметил Говарда.
— Простите за беспокойство, — извинился Говард, входя в комнату. — Мне нужно сказать вам пару слов.
О’Бриен встал, нисколько не выказав удивления при появлении Говарда, которое, однако, не могло не озаботить его.
— Вы не должны были показываться до конца арии, — сказал он, подойдя к Говарду и пожимая ему руку. — Тем хуже! Музыка никогда не была у вас в почете. Господин начальник, представляю вам мисс Дорман, которая скоро станет моей женой.
Молодая девушка встала и подошла, слегка раздвинув красивые губы в улыбке, но во взгляде ее читалось осуждение. У Говарда создалось странное впечатление, что она боится его.
— Вашей женой? — удивился Говард. — Я этого не знал. Примите мои поздравления.
Он взял протянутую руку О’Бриена и улыбнулся.
— Я думал, что вы на всю жизнь останетесь холостяком!
— Если я так долго ждал, — сказал О’Бриен, обнимая девушку за талию, — то вы должны признать, что она стоила этого. Гилда, мистер Говард очень внимательный человек, и я хочу, чтобы вы стали друзьями.
— Ты хорошо знаешь, Сеан, что твои друзья — мои друзья.
— Отличное принципиальное заявление, — со смехом заметил О’Бриен. — Тогда почему ты смотришь так мрачно?
— Что вы будете пить? — спросил он, обратившись к Говарду.
— Но я… — ответил Говард, переводя взгляд с Гилды на О’Бриена. — Я пришел по неотложному делу.
— Она будет вас благословлять! Слышишь, дорогая? Дело…
— Ну, теперь я могу уйти, — сказала Гилда, освобождаясь от его руки. — Только недолго, Сеан.
Улыбаясь, она одарила Говарда коротким взглядом и вышла из комнаты. Говард проводил ее восхищенным взором, ошеломленный формами, которые скрывались под свитером и брюками.
— Она потрясающая, да? — спросил О’Бриен, знавший его слабость к молодым девушкам. — А какой голос!
Он подошел к бару с напитками и налил два бокала виски.
— Подумать только, когда я ее нашел, она пела в одном ночном кабаре. С таким голосом, как у нее… Я уговорил ее серьезно заняться пением. Теперь она поет Моцарта. Ее слушал Франчелли и был в восторге. Он сказал, что из нее выйдет большая оперная певица.