— Знаешь, Серёжа, не стоит больше утруждать себя извинениями и пустыми обещаниями. Не спрашивай как я живу и не рассказывай о себе. Потому что мне всё равно. Я просто желаю тебе сдохнуть. Естественно, быстро и безболезненно. Единственная моя к тебе просьба — не затягивай с этим. Я устал, — и оборвал вызов. После чего удалил все свои не связанные с работой аккаунты и заблокировал сим-карту, оставив только рабочий номер, предварительно написав Макару, чтоб не волновался — с ним всё в порядке, просто не хочет ни с кем общаться. С Сыроежкиным особенно. Всё, теперь точно всё кончено, Серёжа не сможет с ним связаться. Последний этап — снять зеркало в ванной (побриться и с маленьким можно) и удалить Серёжину порнуху из телефона и с компа. Больше никаких двойников в жизни Элека Громова нет.
Целый месяц после этого решительного шага Элек провёл в эмоциональном анабиозе. Из квартиры не выходил — спал, ел, работал. Продукты и всё необходимое заказывал на дом. Спортзал, естественно, тоже не посещал, никак не развлекался — кино не смотрел, по интернету просто так не ползал, только по работе. Книжки не читал, даже в окно лишний раз не выглядывал. А ещё убрал со стены фотографию Виктора Ивановича. «Элек, мальчик мой, я создавал тебя человеком, пусть и искусственным. А ты превратился в бездушного робота», — с укором вещал ему профессор с портрета. «Кем ты стал, хозяин?» — тявкал с соседней фотографии Рэсси. «Не тебе меня судить, ты всю жизнь с Чингизом прожил», — парировал собаке Эл и его тоже убрал в стол. И брелок туда же спрятал.
«Грядущее — пепел, прошлое — мрак», — взглянув на своё «пустое» и обезличенное жилище, с какой-то мазохистской удовлетворённостью согласился с лирическим героем Армена Григоряна Электроник, и мысленно пожелал Серёже выпить яду. Вот только Серёжа, несмотря на явно сформулированное требование, этот свет покидать не торопился. И вообще телесно никак о себе не напоминал — то ли, в кои-то веки, стал вести здоровый образ жизни и перестал влипать в неприятности, то ли, что более вероятно, Эл просто разорвал свою психосоматическую связь с близнецом.
Но вот свободным Электроник себя почему-то не почувствовал. Он вообще ничего не чувствовал, разве что иногда голод и другие примитивные физиологические потребности. Такое состояние не могло не озадачивать привыкшего к саморефлексии Эла, но как он ни размышлял над ним, никакие душевные порывы так и не посетили его — интеллектуальный анализ и ничего более. В итоге даже пришёл к выводу, что такая апатия и душевная тупость в его случае вполне сойдёт за счастье — другого в этой жизни ему всё равно не светит.
Как-то, уже совсем поздним вечером, закончив работать, Эл сидел перед погашенным монитором и размышлял о своей нелепой судьбе. И чуть не прозевал звонок в домофон.
— Курьер, — коротко представился стоящий перед уличной камерой парень в чёрной толстовке с надвинутым на глаза капюшоном.
— Поднимайтесь, двадцатый этаж, — на автомате сказал Громов.
Курьеры — единственные люди, с которыми вынужден был лично встречаться Электроник. Они приходили к нему достаточно часто и регулярно, и Эл даже сумел выработать оптимальный способ взаимодействия с ними — в течение менее чем тридцати секунд открыть дверь, не поднимая глаз на доставщика принять у него товар и накладную с чеком, если надо расписаться, и закрыть дверь. Но на сегодня у него никаких доставок не было. Почему-то Эл подумал об этом только когда уже впустил неизвестного в подъезд. Впрочем, грабителей Электроник не боялся — при его-то силе, ловкости и быстродействии это просто смешно. Поэтому, когда звонок раздался уже во входную дверь, Эл открыл не задумываясь — впервые за долгое время им двигало любопытство.
А потом Электроник даже не понял, что случилось — почему-то он стал наблюдать себя со стороны. Нет, по большому счету с ним ничего такого не произошло — он, Элек Громов, по-прежнему сохранял ясность ума, быстроту и чёткость мышления, был абсолютно спокоен и невозмутим. И кроме лёгкого удивления никаких эмоций не испытывал. Только вот тот же самый Элек Громов, то есть он сам, стоял сейчас перед открытой дверью, во все глаза смотрел на «курьера», глотал слёзы, сплошным потоком текущие из глаз, открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба, и не мог произнести ни звука. И лишь оказавшись в крепких объятьях, он очнулся, вновь почувствовав себя живым человеком, каким он был когда-то давно, лет десять назад, и обнял в ответ Серёжу.
***
Первым порывом Гусева, когда тот увидел Сыроегу на своём пороге, было съездить бывшему приятелю в морду. Остановил его от этого необдуманного шага Вовка, который буквально повис у Макара на руке, и с опозданием пришедшая в голову мысль, что поколотив Серёгу, он тем сам причинит вред здоровью Элеку. А становиться ещё одним источником неприятностей в жизни несчастного киборга Макар никак не хотел.
Как только угроза быть побитым миновала его, Сыроежкин с облегчением выдохнул:
— Ну, здравствуй, Гусев.
— А, чёрт с тобой, проходи уже, — махнул рукой Гусь и пропустил Сергея в квартиру.
***
Почти целый месяц Серёжа вёл с Макаром безрезультатную переписку и, не выдержав неизвестности, в итоге приехал сам. Разговор с Элеком, в котором тот пожелал ему поскорее умереть, и последующее за ним исчезновение Громова из социальных сетей и обрыв всех контактов, выбили Сыроежкина из колеи. Такого с Элом ещё не было. И это несмотря на то, что в принципе, истерики близнеца для Сыроежкина стали давно привычны.
Ещё в школе Эл устраивал ему сцены ревности, пытался даже свести счёты с жизнью, после чего стал постоянным клиентом разного рода мозгоправов. Сергея всегда это удивляло — вроде киборг, электронный процессор в мозгах, должен по идее не страстями жить, а логикой и холодным расчётом. И, по правде, так оно в общем-то и было, когда дело не касалось самого Сыроежкина. С ним Электроник напрочь терял голову и превращался крайне эмоциональное, нестабильное и очень ранимое существо. Цеплялся за него как пиявка, норовил заполнить собой всю Серёжину жизнь и постоянно вызывал чувство вины одним своим видом. Такие отношения были для Сыроежкина в тягость. Как бы хорошо не относился Серёжа к своему клону, на нечто большее, чем необременительная дружба с Электроником (пусть и с привилегиями), он способен не был.
Тем не менее, в первый же раз потеряв своего кибернетического двойника надолго из виду (как раз после истории с Майкой), Сергей запаниковал. Он так привык, что влюблённый клон всё время крутится рядом, что вдруг оставшись без его назойливого внимания, сразу почувствовал себя каким-то одиноким и никому не нужным. Это при том, что жил Серёжа тогда со Светловой, да и со своими родителями был уже в более менее в нормальных отношениях.
После счастливого воссоединения, опять устав от слишком близких отношений с Элом, Серёжа впервые задумался об их с клоном дальнейшей жизни. И почти сразу понял, что быть вместе с Элом так, как Эл этого хочет (и заслуживает!) Серёжа не сможет. Он, в конце концов сам ещё ребёнок, хочет пожить в своё удовольствие без всяких дополнительных обременений, например, вроде своего не совсем уравновешенного кибер-двойника. Но и совсем без Электроника Сыроежкин тоже не мог. Тогда-то то и пришла ему на ум идея поехать после школы учиться подальше от дома.