Такой ответ не устраивал Шереметева. Обстрел возобновился. В разных местах крепости начались пожары, черные столбы дыма поднимались в хмурое октябрьское небо.
Барабанная дробь пробилась сквозь звуки канонады. Из ворот крепости вышел в парадной форме барабанщик. Он направился к русским батареям. Стрельба прекратилась. Случайно или нет, барабанщик вошел в расположение бомбардирской роты Преображенского полка. Командовал ею не кто иной, как капитан Петр Алексеев. Барабанщик, подойдя к нему, попросил вести его к командующему, передать письмо. «Где письмо?» — потребовал капитан. «Оно на имя фельдмаршала». — «Не бойся, я передам». Отобрал и тут же черными от пороха руками вскрыл печать. Был капитан высоченный, как потом докладывал барабанщик, кошачьи усы торчком, волосы облепили потный лоб, шея замотана шарфом, внушал он робость, так что барабанщик спорить не посмел.
Письмо было от жены коменданта. Она от имени офицерских жен просила фельдмаршала дозволить «зело жалостно, дабы могли из крепости выпущены быть ради великого беспокойства от огня и дыму».
Прочитав, капитан-бомбардир крепко прошелся по гарнизонным потаскухам, которым не место в крепости, а коли они там пребывают, пусть нюхают без разбору, что придется, потом расхохотался и сказал, что сам даст ответ. Тут же писарь на шведском барабане под диктовку царя со всеми приличиями отписал, почему не стоит отправлять барабанщика к самому командующему — поскольку тот «не согласится опечалить шведских дам разлукою с мужьями», да и опасно им одним попасть в русское расположение. Посему капитан-бомбардир галантно советовал: «Если дамы изволят оставить крепость, то пусть берут с собою любезных супругов».
Ответ Петра вызвал одобрение у Антона Осиповича.
— Дипломат! Самое трудное — красиво отказать.
— А чего это он — то Петром Алексеевым служит, в капитанском звании, то плотником Михайловым, — поинтересовался Гераскин. — Уставал, что ли, от своего царского звания?
Молочков пожал плечами.
— Любил отстраняться. Почему — точно объяснить не могу. На шутейных соборах тоже передавал свою власть — князь-кесарю.
— Не боялся, значит, побыть без короны.
— Конкуренции не боялся, — сказал Антон Осипович. — Монархия, прения не обязательны.
— Что же дальше было? — потребовал Дремов.
— Барабанщика напоили вином и отпустили. Как только шведы получили ответ, они от злости открыли огонь по царской батарее. И опять шведские дамы мучались от дыма и гари.
В огне пожаров сгорели все деревянные постройки крепости. Половина русских пушек перекалилась, вышла из строя. Русские пошли на штурм, устремились в пробитые артиллерией бреши. Шведы лили на них смолу, стреляли в упор. Сражались отчаянно. Крепость считалась неприступной, и недаром — стены высокие, полоска суши между стенами и водой узкая, так что осаждающим не развернуться.
Штурм продолжался час за часом, тринадцать часов, то и дело обнаруживалась неопытность русских, недостача осадных средств, Петр все видел со своей батареи. Гибли его лучшие гвардейцы. Вновь надвинулось позорище «нарвской конфузии». Гарнизон крепости составлял всего триста шведских солдат, русских было в сто раз больше, и они ничего не могли поделать. Горящая смола защитников крепости лилась сверху, вспыхивали деревянные лестницы. Преображенцы, семеновцы — его любимцы, его надежда — падали у каменных стен, застревали убитые в слишком узких проломах. «Бомбардирский капитан» не мог ничем им помочь, судороги бегали по лицу. Губы дрожали, когда он отдал приказ отступать. И тут произошло небывалое — подполковник Семеновского полка Михаил Голицын ослушался:
— Скажи царю, что я уже теперь не его, а Божий.
И Петр не осердился на ослушника, Петр возликовал, появился боевой дух, о коем он мечтал, когда офицер делает то, что нужно делать не для царя, а для победы!
Именно с этого момента Молочков стал отсчитывать рождение русского офицерства, высший долг возобладал над слепым повиновением, ибо дисциплина не есть сокрушение личной воли.
Его гвардейцы и преображенцы майора Карпова повторили приступ. Назад пути им не было, они сами столкнули суда в воду и пустили их по течению реки. Теперь им оставалось только взять крепость. В это время, несмотря на обстрел, на остров высадился свежий отряд бомбардир-поручика Меншикова. Они снова и снова бросались врукопашную. Никто и ничто уже не могло остановить штурмующих. Под утро шведы сдались. Петр принял от Шлиппенбаха золотой ключ от крепостных ворот.