Я начинал, как всегда опережая собственное понимание предмета. Сколько раз я и раньше убеждался в том, что сам процесс работы над книгой высвобождает какие-то дремлющие в нас возможности. Лучшее, что удается написать, рождается именно из этого источника. Мне самому было странно мое увлечение Древним Египтом… вдруг — такое отдаленное прошлое, совершенно иная культура. Я ничего не знал о Древнем Египте, но какой-то инстинкт влек меня к нему… Это была и магия незнакомого языка. Я немного занимался языком Древнего Египта, и меня увлекла его диалектика, его экзистенциальная чувствительность, столь прекрасно воплощенная в самой культуре этого периода его истории. Так, например, слово „магнетизм" одновременно означает и „ты", то есть оно говорит о том, что два человека, обмениваясь взглядами, ощущают игру неких сил. Сегодня мы говорим о „вибрациях", но это лишь бледная тень мироощущения древних египтян, каждое слово языка которых столь прочно и тонко было связано с множеством других слов… Я попытался мыслить как египтяне, создать новую психологию… Эта книга подобна археологическим раскопкам. Я не думал писать произведение такого большого объема. Но чем глубже я копал, тем больше я находил интересного и тем больше мне хотелось продолжать раскопки… Количество меняет качество. Боюсь, что длинная книга — анахронизм. Но чтение длинной книги становится частью вашего опыта, она вплетается в вашу жизнь… Не мне судить о результате моих многолетних усилий, но более чем когда-либо я был убежден, что действительно большая книга способна продолжить свою жизнь в сознании читателей, менять их жизнь…
Пока длился мой „роман" с египетским романом, я написал несколько книг о современности. …Но я не оставил свой давний замысел. Мне уже, видимо, не придется углубиться в жизнь Древней Греции или Рима, но я хотел бы в следующей части задуманной трилогии, которую открыл роман «Вечера в древности», перенестись на два-три века в будушее и написать роман о космическом корабле… Это будет головокружительно трудно… Третий роман, на который я очень рассчитываю, если мне доведется его написать, будет о современности. Есть у меня кое-какие припрятанные козыри, о которых я пока умолчу. Они-то и позволят мне связать воедино Древний Египет, космический корабль будущего и современность. Хочется верить, что я смогу соединить их столь же естественно, как три ствола, растущие из одного корня, или, если вспомнить символику мифов Древнего Египта, это будет трезубец — мистический фаллос Осириса. Если я смогу претворить в жизнь весь этот замысел, он позволит мне заглянуть в совершенно новые области, писать шире и лучше. Не знаю, смогу ли осуществить задуманное».
Подобно машине времени, роман Нормана Мейлера «Вечера в древности» переносит читателя на три тысячелетия назад, ввергая его в поразительно живой мир Древнего Египта времен правления Великого Рамсеса II и его потомка Рамсеса IX, эпох, исполненных кипения вечных человеческих страстей и объединенных чудесной жизнью главного героя романа.
В увлекательном повествовании Мейлера жизнь Богов, исторических персонажей и вымышленных героев разворачивается в едином потоке бытия, в котором миф и реальность неразделимы, поскольку, как заявляет автор в эпиграфе к роману, он верит в то, что множество человеческих сознаний «могут перетекать одно в другое и таким образом создавать или выявлять единое сознание, единую энергию… И наши воспоминания есть часть единой памяти, памяти самой природы».
Основополагающие события жизни Богов, эпизоды которой «воссоздаются» в жизни героев романа, в их воспоминаниях, служат матрицей существования каждого обитателя Египта, бесконечно повторяясь в смене времен года, ночи и дня, рождения и смерти, взаимоотношениях людей, общенародных праздниках, религиозных обрядах и, наконец, в жизни их земного представителя — фараона Рамсеса П. Именно благодаря убедительности мифопоэтического видения читатель воспринимает как естественные и те многочисленные описания мистических состояний, которые являются органической частью повествования и, постоянно переплетаясь с рассказом о жизни героев романа, постепенно обретают все более явственные черты единого эпического полотна, где ощущение и реальность, настоящее и прошлое не имеют четких границ. Где само время благодаря этой поразительной силе памяти и воображения превращается в пространство-время, вечное сейчас, в котором человек чувствует себя настолько свободным, насколько сильно развито его воображение и богата его память. Ведь путь в бессмертие — это жизнь, достойная воспоминаний. Укорененность в мифе сообщает повествованию иной масштаб, а присущий Мейлеру интерес к взаимоотношениям мистики и науки придает роману удивительно современное звучание. Именно благодаря зыбкости этой грани, заставляющей порой воспринимать этот уводящий нас в глубь веков роман как увлекательное путешествие в будущее, рассказ Мейлера убеждает читателя в том, что специфика культурно-исторического контекста, все различия мировосприятия — лишь фон, выявляющий неизменность человеческой природы.
Выбрав местом действия своего романа родину тайного знания, Норман Мейлер сделал его героем «звезду» древности — Рамсеса II, фараона, чья империя простиралась далеко за пределы Египта, чья армия в 1278 году до нашей эры одержала легендарную победу у стен столицы хеттов Кадета, и чья запечатленная в камне слава и сегодня отпечатана на почтовых марках других континентов Земли, и три тысячелетия спустя способна вызывать к жизни поэтические строки. Так, англичанин Шелли посвятил ему сонет «Осимандиас». Столетие спустя его перевел русский поэт Бальмонт. Шелли никогда не видел засыпанную до подбородка песком пустыни голову колосса Рамсеса, но прочитав в 1817 году в газете, что впервые за XI веков удалось проникнуть в его храм в Абу-Симбеле, сумел ощутить исходящий из камня «надменный пламень». «Вы, Владыки (пришедшие в этот мир после меня), скорбите (о своем ничтожестве), взирая на мои деяния…» — так представлял себе Шелли выражение лица каменного изваяния. К. А. Китчин, автор прекрасной монографии «Фараон — триумфатор. Жизнь и эпоха Рамсеса II», пишет, что изучение множества его имен очень помогло Шампольону: «…можно с полным основанием утверждать, что Рамсес II и его храм в Абу-Симбеле явились небольшим, но принципиально важным звеном в дешифровке египетских иероглифов, положившей начало египтологии и широкому спектру современного знания о Древнем Египте». Ведя собственные «раскопки», Мейлер, по его словам, не ощутил духа древности в современном Египте, где развалины храмов поддерживают туристический бизнес. На вопрос, что почитать об истории Египта для перевода его романа, он записал мне имена четырех корифеев: Уильяма Баджа, Джеймса Брестеда, Адольфа Эрмана, Густава Масперо — видимо, их книги, проникнутые любовью к предмету их многолетних исследований, зажгли его воображение. Этот «универсальный американец» с темпераментом ирландца, на протяжении всей своей жизни размышлявший о своих еврейских корнях и проживший часть ее как «белый негр», искал ключ к миру Древнего Египта в его языке. Ведь язык живет по законам мироздания, используемым магией, его «порождающие» модели работают по принципу подобия. Писателя не могло оставить равнодушным само слово «фараон» — большой дом: большой дом — дворец — где живет земной Бог, сам царь — дом небесного Бога, который после смерти нынешнего царя переходит в нового правителя… Небесный Властитель — хозяин своего земного «дома», которому принадлежат два дома — Верхний и Нижний Египет. Фараон — Двойной Дом… Фараоны — полубоги, земные потомки Богов, их дворцы вздымаются к Небу, подобно пирамидам, единосущным Первому холму Творения, символу жизненной силы и так далее. Сколько книг написано о тайнах пирамид, сегодня все больше ученых приводят доказательство того, что изначально они не были усыпальницами, но универсальными акустическими сооружениями, служившими бессмертным пришельцам, а их оставшиеся на Земле потомки превратили их в свои гробницы в надежде с их помощью вернуться в бессмертие. Пирамида — часть вечности, ее символ. Бесконечное повторение ритуала погребения утверждает знание о существовании жизни после смерти тела и помогает творческим силам природы. Символ и предмет нераздельны, часть выступает как целое. Двухметровый «великан» Рамсес II — не потомок ли тех гигантов, пришельцев из космоса?