Ленин в это время сидел за столом напротив и чему-то довольно ухмылялся, поедая сосиски со своими дружками отличниками. Светка думала недолго. Она взяла миску с дымящейся субстанцией, которую повара выдавали за щи, и решительно направилась к соседнему столику. Ленин не успел понять, что происходит, когда горячая жижа, как из ведра обрушилась на его высоколобый череп. Зрелище было отпадным. По вытянутой морде текли жирные струи, а на ушах и носу повисли ошмётки варёной капусты. От яйцеобразного черепа курился лёгкий дымок.
– Это тебе за шлюху, – сказала Светка и напялила железную плошку на макушку Ленина. Выемка в тарелке идеально совпала с овалом головы, так что Ленин не сразу смог снять свой новый головной убор. Мы открыто и громко хохотали, друзья отличники смущённо прыскали в кулачки, а ставшая красной как свекла Маргуша только и могла, что качать головой из стороны в сторону.
– Дура! – Это всё что мог сказать тогда Ленин, растерянно снимая с носа капустный лист. Правила хорошего тона не позволяли ему вскочить из-за стола и дать Светке в нос. Тогда он ещё не был депутатом.
А для Вороны всё решилось этим же днём. Неприятный разговор с Маргушей и завучами, а так же осознание того, что в этой школе все будут указывать на неё пальцем, заставили Светку написать заявление о переводе в другую школу.
– Так будет даже лучше! – Пытался утешить её и себя Буратина.
Но лучше не стало. Новая школа – новые друзья. С первых же дней посещения другой школы у Светки появился новый воздыхатель. Это был какой-то отмороженный бычок, который не давал ей проходу. Об этом она пожаловалась вечером Буратине, который на следующий день сбежал с уроков, чтобы встретить её лично.
Вечером Буратина появился на нашей сходке в летней беседке с огромным фиолетово-бардовым бланшем, который спускался с переносицы на оба глаза, делая их узкими, как у китайца.
Возмущённый беспределом чужаков, я призвал братву к мщению, но не нашёл должного отклика. Поночка ссылался, что как раз завтра в это время ему нужно идти к зубному, Геракл прямо заявил, что не пойдёт, потому что «Кто она такая эта Варона, чтобы за неё вписываться», а Уксус развёл философскую демагогию о том, что в наше время конфликты нужно улаживать цивилизованными методами.
– Драка это не наше, вы же знаете…
– Когда бьют твоего друга, нужно отвечать тем же самым. Глаз за глаз…А вся твоя демагогия это интеллигентское нытьё и сопли, которыми ты прикрываешь свою трусость. – зло ответил я.
На следующий день в это же время, сидя на деревянных перилах и промакивая окровавленным платком саднящий не перестающий кровоточить нос, я произнёс следующие слова.
– Да…драки это не наше. Это просто варварский метод решения конфликтов.
– В самом деле…мы же в двадцатом веке, пора уже улаживать вопросы цивилизованными методами…– философствовал сидящий рядом Буратина, который вдобавок ко вчерашнему бланшу обзавёлся огромной во весь лоб ссадиной от рельефного протектора китайского кроссовка.
Сказать было проще, чем сделать. Сложно вести дипломатические переговоры с перекачанным бычком, один кулак которого больше твоей головы. Наверное, проще договориться с кирпичной стеной, да и вопрос был весьма деликатным. Словом мы решили взять таймаут, пока наши отбитые головы не отойдут, чтобы придумать что-нибудь толковое. Но Светка всё придумала за нас. Она каким-то чудесным образом отбрила навязчивого быка-кавалера и сказала Буратине, что теперь он может смело её встречать, не опасаясь получить по чавке. По какой-то причине она и в отношении меня сменила гнев на милость, стала приветливой и даже позвала на свой день рождения. Наверное её впечатлил мой благородный порыв, так ведь тогда я пытался заступиться за друга, а она была совершенно не причём. И тем не менее Ворона благожелательно расположилась ко мне, а потом и ко всей нашей компании. Она стала единственной девчонкой в нашей недавно зародившейся конторе, и это сильно напрягало большую часть её членов. Поночка, Геракл и Уксус негодовали. Они в голос кричали что бабе не место в нашей организации. Их недовольство было отчасти справедливо, потому что отец Вороны оказался ментом при должности, а мы с некоторых пор вели не совсем добропорядочный образ жизни.