Выбрать главу

Кэлум услышал, что Мишель плачет. Затем она неожиданно спросила с любопытством:

– А твой как?

Гиллиан долго шуршала платьем, а затем, через промежуток времени, который показался Кэлуму целой вечностью, ответила:

– Вполне ничего. Немного неуклюжий: ой, бедненькая Мишель: опять у тебя ничего не вышло: надо было тебе этого взять, – и она ткнула пальцем в сторону Кэлума.

Мишель вытерла слезы, смазав при этом всю тушь. Гиллиан хотела ей об этом сказать, но Мишель её перебила:

– Вот с Аланом все было просто блестяще. По крайней мере, поначалу. Потом, когда он спутался с этой шлюхой, пошло полное дерьмо, но вначале: вначале он был бесподобен.

– О, – ласково сказала Гиллиан, решив промолчать о размазанной туши.

Она наклонилась к Кэлуму и легонько потрясла его за плечо:

– Эй, Кэлум! Встань, мне нужно мое пальто. Мы уходим.

– Угу.. – промычал Кэлум.

Мозги у него плавали в каком-то маринаде, а тело казалось одной сплошной отбивной, но, по крайней мере, действие кислоты совсем прошло.

– Дай я плавки надену. Они там, за кушеткой.

– Я не буду смотреть, честное слово, – сказала Гиллиан.

От этих слов Мишель рассмеялась, как показалось Кэлуму, каким-то хищным смехом, который очень гармонировал с размазанной тушью вокруг глаз. Как бы то ни было, Кэлум встал, натянул плавки и джинсы и вручил Гиллиан пальто.

– Ну ладно. До скорого: Мишель, Гиллиан. Да, Гиллиан, у тебя есть мой телефон? – спросил он осторожно.

Кэлум еще не решил для себя, захочет ли он с ней встретиться, но ему показалось, что будет вежливо хотя бы намекнуть на такую возможность. Еще он подумал, что Гиллиан, наверное, слегка психованная.

– Свой я тебе не дам, а твой напиши, если хочешь, – сказала Гиллиан, протягивая ручку и клочок бумаги. Клочок оказался ваучером распространителя рождественской лотереи «Клуб-86» Департамента содействия развитию шотландской молодежи.

– Ты билетики себе взял? – спросила она.

– Угу, целых пять, – ответил он, записывая номер на ваучере.

Гиллиан еще раз посмотрела на Кэлума, потом на Мишель, а затем сказала:

– Если захочу тебя увидеть, позвоню. Я не люблю, когда парни мне звонят: «Сходим куда-нибудь, а, Гиллиан?» – изобразила она чей-то противный, занудный голос.

Затем она подошла к Кэлуму, обхватила его голый торс и прошептала:

– Мы еще потрахаемся, очень скоро.

– Угу-м: – неопределенно буркнул тот в ответ. – Да, да, конечно.

В этот момент Кэлуму почему-то вспомнилось, как он смотрел по телевизору передачу о природе. Там самка богомола отъедала голову самцу во время спаривания. Кэлум проводил взглядом Гиллиан и Мишель, явственно представив, как Гилиан отъедает ему голову.

Кэлум сидел в одиночестве в гостиной, смотрел по телевизору утреннюю программу и курил. Проведя рукой по члену и мошонке, он понюхал свою ладонь. Она пахла Гилиан. Он подумал об Элен и о Бобби и остро ощутил свое одиночество. Затем он стал заваривать себе чай, и тут вошел Круки.

– Как ночь провел? – спросил его Кэлум. Круки ответил ему улыбкой, похожей больше на резаную рану.

– Ты настоящий друг. Эта Мишель – Королевский банк и все такое, а трахается во все дыры. Она еще хотела, но старине Круки надо было выспаться перед работой.

– Так ты ей вставил, что ли? – спросил Кэлум с посеревшим лицом.

– Вставил? Да я её на части порвал! Теперь она вместе со своим Королевским банком долго не сможет на велосипеде кататься. И есть ей не скоро захочется! Это же Круки! – При этих словах он ткнул себя в грудь указательным пальцем. – Теперь у меня кредит в Королевском банке! Я почти ничего не снимал со счета, но сделал несколько крупных вкладов – ну, ты меня понимаешь. Под большие проценты! Я ей так и сказал: если тебе нужно привести в чувство какую-нибудь подружку, дай ей мой адрес! Лучше Круки с этим никто не справится: Лучше Круки просто не бывает, – и Круки запел, отбивая ритм на бедрах:

Он лу-у-учше всех других.

Он лу-у-учше любого,

Кого я встреча-а-ала до сих

По-о-ор!..

Кэлум смотрел, как Круки приплясывает, и чувствовал, что неплохо было бы ему врезать. Но печаль сковала его порукам и ногам: из головы все не выходил Бобби. Когда Бобби умер на самом деле? Пожалуй, что задолго до этой ночи.

– А как ты, Кэл? Что у тебя с Гиллиан? – внезапно спросил Круки с лукавым выражением на лице.

– Да так, ничего. Я сам виноват. Все эта кислота, понял?

Круки изобразил на лице театральную маску презрения:

– Это не оправдание, Кэлли, старина. Возьми, к примеру, Круки. – Тут он снова показал пальцем на себя. – Ему можно присвоить официальный титул: КРУЧЕ ВСЕХ. Никакое количество наркотиков не сможет выбить этого парня из седла! Именно в этом и состоит различие между профессионалами высокого класса с большим стажем и самоучками-любителями.

– Это или есть, или нету, – безразлично согласился Кэлум.

– Я об этом и говорю, Кэл! Таланту не научишься. Ни один учебник в мире не поможет.

Кэлум думал о Бобби и о Гиллиан.

– Я однажды видел документальный фильм о насекомых, о богомолах. Такие большие, свирепые твари, понял?

– Ага: злобные такие на вид, верно?

– Телка богомола отгрызает парню башку во время пистона: я, в смысле, не о богомолах. У парней с бабами вроде как бы то же самое, понял?

Круки посмотрел на Кэлума:

– При чем здесь эти богомолы херовы?

Кэлум наклонил голову и подпер ладонью щеку. Круки показалось, что он пытается закрыть лицо рукой. Потом он снова заговорил неторопливо и совсем упавшим голосом:

– Мы: видели парня: ну, Бобби: мы видели, как он умер: как мы могли: как будто ничего не случилось!..

Круки сел на край кушетки рядом с Кэлумом. Ему стало как-то не по себе. Он раз-другой попытался заговорить, но горло перехватывало. После долгого молчания он наконец сказал, глядя в телевизор:

– Что там за дерьмо кажут?

Кэлум поднял голову:

– Программа к завтраку. Надо бы позавтракать, понял?

– Верно, верно, умница! Я сбегаю на улицу за молоком и хлебом. – Затем Круки снова посмотрел на Кэлума, довольный тем, что напряженный момент прошел: – Интересно, как мы будем выпутываться из того, что ночью было?

Кэлум снова подумал о Бобби и еще о том, что этому наглому мудаку все равно ничего не объяснишь. Так и будет выхаживать по земле с оттопыренной нижней губой, словно весь мир обязан ему своим существованием.

– А хер его знает. Мы тут, в сущности, ни при чем. Просто скажем, что нашли Бобби на улице в полном отрубе и хотели ему помочь, понял? Гиллиан и Мишель – свидетели. Скажем, что убежали, когда на нас напали те парни. Они и будут выпутываться.

– Но Бобби загнулся от передозировки.

– Ну и что, может, загнулся, а может, эти психи его кончили. Выбора нет: или мы, или они. Пусть уж лучше они.

Круки посмотрел в окно: солнце всходило над домом напротив. Город оживал. Демоны, о которых они так любили говорить с Кэлумом, попрятались по норам: гости на вечеринке, уличная шайка, Бобби, Гиллиан, Мишель вместе с её Королевским банком. «Надо было все же вставить сучке, – подумал он с горечью. – Хорошенькая, в целом». Солнце светило, жизнь продолжалась.

– Ага, – согласился он. – Лучше они, чем мы.

Кэлуму показалось, что под окном скрипнули тормоза. Затем он услышал стук тяжелых башмаков – двух пар по меньшей мере – на лестнице. «Паранойя, – подумал он, – шалят остатки кислоты. Это просто отходняк».