Особой похвалы, кроме приведенного выше, удостоились следующие высказывания Слоуна:
“Ни у одного политического деятеля не хватит духу сказать это вслух, но заложников — в том числе и американцев — следует считать людьми приговоренными.
С террористами можно говорить только языком контртерроризма, ибо это единственный язык, который они понимают: надо, по возможности, их выслеживать и исподтишка уничтожать. Никогда нельзя — прямо или косвенно — идти на сделку с террористами или платить им выкуп — никогда!
При поимке с уликами террористам, которые сами не соблюдают норм гражданского права, нельзя давать возможность прибегнуть к помощи законов и принципов, которые они презирают. Англичане, глубоко уважающие закон, вынуждены порой отходить от него в целях защиты от порочной и безжалостной ИРА.
Что бы мы ни делали, терроризм не исчезнет, потому что правительства и организации, поддерживающие террористов, в действительности не хотят идти ни на какие соглашения и договоренности. Это фанатики, использующие других фанатиков для достижения своих целей.
Мы, живущие в Соединенных Штатах, не избавлены от терроризма — скоро и нам предстоит столкнуться с ним на собственном дворе. Но ни психологически, ни как-либо иначе мы не подготовлены к этой не знающей границ, безжалостной войне”.
Когда книга вышла в свет, кое-кто из начальства Си-би-эй занервничал, опасаясь, как бы утверждения о том, что “заложников следует считать людьми приговоренными” и что террористов надо “исподтишка уничтожать”, не вызвали в политических кругах и среди широкой публики возмущения против телестанции. Как выяснилось, тревожились они напрасно и вскоре тоже присоединились к славившему Слоуна хору.
Широко улыбаясь, Слоун отложил в сторону листок с солидной цифрой гонорара.
— Ты это вполне заслуживаешь, и я горжусь тобой, — сказала Джессика. — Особенно если учесть, что ты не из тех, кто хватается за любой предлог, лишь бы вызвать полемику. — И, немного помолчав, добавила:
— Кстати, звонил твой отец. Он приезжает завтра рано утром и намерен пробыть у нас с неделю.
Слоун поморщился.
— Что-то он зачастил.
— Одиноко ему, да и стар он становится. Может, когда ты доживешь до его лет, и у тебя появится любимая невестка, с которой тебе захочется вместе пожить.
Оба рассмеялись, зная, как любят друг друга Энгус Слоун и Джессика и насколько они ближе друг другу, чем отец и сын.
Отец Кроуфорда уже несколько лет жил один во Флориде, после того как умерла его жена.
— Я рада, когда он с нами, — сказала Джессика. — И Никки тоже.
— О'кей, тогда все прекрасно. Но пока отец будет тут, постарайся использовать свое великое влияние на него, чтобы он перестал вещать насчет чести, патриотизма и всего остального.
— Я понимаю, о чем ты. И постараюсь сделать все, что смогу.
Объяснялся этот разговор тем, что старший Слоун никак не мог забыть своего героического вклада во вторую мировую войну — он был старшим бомбардиром в авиации и получил за свои заслуги Серебряный крест и Крест за отличные полеты. После войны он работал бухгалтером — карьера не блестящая, но обеспечившая ему пристойную пенсию и независимость. Тем не менее годы, проведенные на войне, продолжали занимать главное место в воспоминаниях Энгуса.
Кроуфорд уважал военные заслуги отца, но знал, каким занудным мог быть старик, когда садился на одного из своих любимых коньков и принимался разглагольствовать о том, что “исчезли нынче цельные люди, заботящиеся о моральных ценностях”.
Джессика же умела спокойно пропускать мимо ушей эти проповеди.
Кроуфорд и Джессика продолжали беседу и за ужином — это было их любимое время. Ежедневно приходила прислуга, но ужин Джессика готовила сама, стараясь все так устроить, чтобы после приезда мужа как можно меньше времени проводить на кухне.
— Я знаю, — задумчиво произнес Кроуфорд, — что ты имела в виду, когда сказала, что я не из тех, кто стремится вызвать полемику. На протяжении моей жизни я, пожалуй, далеко не всегда при первом же случае высказывал свое мнение. Но я твердо стою на позициях, изложенных в моей книге. И по-прежнему на них настаиваю.
— Ты имеешь в виду терроризм?
Он кивнул.
— С тех пор как это было написано, я не раз думал о том, что и как способны и могут сделать террористы тебе и мне. Поэтому я принял некоторые меры предосторожности. До сих пор я не говорил тебе об этом, но ты должна знать. — Джессика с любопытством смотрела на него, а он продолжал: