Выбрать главу

402 Тиртей, возбуждавший во время мессинских войн в спартанцах мужество и единодушие.

408 Поставив вопрос таким определительным образом, Гораций положительно отвечает, что врожденная жила (vena) таланта настолько же нуждается в науке, как и последняя в первой, ведь такова участь всех человеческих деятельностей, из которых Гораций для примера выбирает две, более подходящие к поэзии тем, что подобно ей не имеют другой цели кроме славы.

412 Желающий на олимпийском беге быть победителем, с отрочества готовится к этому телесными упражнениями и диетой.

415 Равным образом, желающий состязаться в песнопении в честь Аполлона Пифийского учится, состоя в послушании у наставника.

416 Недостаточно в напыщенной самонадеянности восклицать: "я дивный поэт" и, щеголяя мужиковато тривиальными выражениями, вроде пожелания парши всем отсталым, комически сознаваться, что, не имея на то ни малейшего права, стыдишься быть последним, или показать незнание в том, чему не учился. Такие смешные претензии, не произведя никогда двух художественных стихов, были только вечным источником всяческого безобразия.

419 Такое напыщенное самолюбие еще более раздувают в богатом поэте-хлебосоле разные прихлебатели и искатели выгод. Богатого поэта, в этом случае, Гораций сравнивает с (praeco) зазывателем в купеческую лавку. (Как не остановиться и на этом сходстве с нашей жизнию!)

425 Как бы ни был такой поэт-Амфитрион влиятелен и ловок, едва ли удастся ему отличить у себя истинного друга от льстеца.

434 Обычай заставлять гостей через силу пить вино, который Гораций в шутку называет пыткою, устрояемою для отыскания истинной дружбы, скорее ведет к противоположным результатам, напоминающим басню о вороне и лисице.

438 В противоположность льстецам, Гораций припоминает как тонкого и неподкупного критика бывшего друга своего Квинтилия Вара, которого смерть он оплакал (в "Одах", 1, 24).

450 Как Херил выставлен Горацием представителем несчастных стихокропателей, так в глазах его идеалом критики является Аристарх, известный александрийский исправитель текста Гомеровых поэм.

451 Излишняя снисходительность друзей ведет пиесу к падению на театре, а самого писателя ко всеобщему осмеянию. Все бегут от него, как от зараженного прилипчивой или страшного болезнию; жертвы гневной Дианы (iracunda Diana) лунатика.

457 Желая представить болезненное (не здравое) и не произвольное состояние экзальтированного поэта, декламирующего про себя, Гораций говорит, что он рыгает стихами. Если безумец при этом упадет в яму, как птицелов, засмотревшийся на дрозда, или как наш Метафизик Хемницера, то Гораций советует не выручать его, злобно утверждая, что не должно стеснять поэтических вольностей.

465 Эмпедокл из Агригента в Сицилии (в половине IV века до Р. X.) государственный муж, философ и поэт, проповедовавший переселение душ, тем самым подал, вероятно, повод к дошедшему до нас анекдоту о его кончине, согласно которому он, ища бессмертия и новой метаморфозы, бросился в жерло Этны. Мало заботясь о достоверности предания, Гораций пользуется им, чтобы выставить ненасытное самолюбие, не останавливающееся ни перед чем, ни даже перед смертию, лишь бы она была громка и общеизвестна.

470 Гораций иронически спрашивает о причине такого болезненного стихокропания.

471 Опоганить (так перевели мы глагол mingere) прах умершего считалось великим преступлением, тем более прах отца. Место, пораженное молнией, считалось священным, и боги карали безумием сего осквернителя.

ДОПОЛНЕНИЕ

I Зевс

Шум и гам, — хохочут девы, В медь колотят музыканты, Под визгливые напевы 4 Скачут, пляшут корибанты.
В кипарисной роще Крита Вновь заплакал мальчик Реи, Потянул к себе сердито 8 Он сосцы у Амальтеи.
Юный бог уж ненавидит, Эти крики местью дышат, Но земля его не видит, 12 Небеса его не слышат.

106

II

Сны и тени, — Сновиденья, В сумрак трепетно манящие, Все ступени Усыпленья 6 Легким роем преходящие, Не мешайте Мне спускаться К переходу сокровенному, Дайте, дайте Мне умчаться 12 С вами к свету отдаленному. Только минем Сумрак свода, Тени станем мы прозрачные, И покинем Там у входа 18 Покрывала наши мрачные.

107

III К Сикстинской мадонне

Вот сын ее, — он тайна Иеговы, — Лелеем девы чистыми руками. У ног ее земля под облаками, 4 На воздухе нетленные покровы.
И, преклонясь, с Варварою готовы Молиться ей мы на коленях сами Или, как Сикст, блаженными очами 8 Встречать того, кто рабства сверг оковы.
Как ангелов, младенцев окрыленных, Узришь и нас, о дева! не смущенных: 11 Здесь угасает пред тобой тревога.
Такой тебе, Рафаэль, вестник бога, Тебе и нам явил твой сон чудесный 14 Царицу жен — царицею небесной.

108

IV Восточный мотив

С чем нас сравнить с тобою, друг прелестный? Мы два конька, скользящих на реке, Мы два гребца на утлом челноке, Мы два зерна в одной скорлупке тесной, Мы две пчелы на жизненном цветке, 8 Мы две звезды на высоте небесной.

109

V Шопену

Ты мелькнула, ты предстала, Снова сердце задрожало, — Под чарующие звуки То же счастье, те же муки, Слышу трепетные руки, — 6 Ты еще со мной. —
Час блаженный, час печальный, Час последний, час прощальный, Те же легкие одежды, Ты стоишь, склоняя вежды, — И не нужно мне надежды: 12 Этот час — он мой.
Ты руки моей коснулась, Разом сердце встрепенулось; Не туда, в то горе злое, Я несусь в мое былое, — Я на все, на все иное 18 Отпылал — потух.