Незабудка, играя на своей свирели, доводила свою жертву до ворот королевского дворца. Здесь к несчастному кидались все лесные чудовища Добова королевства: лешие, русалки, лесные гномы — и замучивали его насмерть. А к довершению всего из внутренних покоев лесного дворца с огромным мечом в руке появлялась воинственная Настурция и отрубала голову плененному Незабудкой прохожему. Этим обитатели королевства мстили людям за порубку леса, за гибель подданных короля Доба.
Был ясный летний вечер. Солнце медленно садилось за вершинами столетних дубов, ясеней и кленов. Лиловые чашечки фиалок увлажнились росою. Сверкали обрызганные ею и белые как снег ландыши. Лесной ручеек звенел струею, а на болоте квакали лягушки тем радостным и веселым кваканьем, которое представляет собой целый концерт в начале мая.
Звонкая и красивая трель соловья вторила этим вечерним звукам. Медленно таял вечер, и голубоватые сумерки падали над лесом.
По лесной тропинке шел юноша в бедной деревенской одежде, веселый, жизнерадостный, быстроглазый. Это был Андрей, сын дровосека из деревни и сам дровосек по занятию. В этом лесу он рубил не раз вместе с отцом деревья.
Еще недавно работал он с товарищами здесь, в самой глуши леса, и позабыл свой топор. Топор был совсем новый, острый и хороший. Жаль было оставлять на произвол судьбы такую отличную вещь, и вот Андрей отправился на поиски за ним, не обращая внимания на запугивания товарищей-дровосеков, которые стращали его нечистою силой и разными лесными ужасами.
Но смелый, отважный и жизнерадостный юноша ничего не боялся в жизни. Он был молод, весел и счастлив. Самая красивая, добрая и милая девушка в деревне была его невестой. Ждали только случая сыграть свадьбу.
Жил Андрей с отцом и товарищами в селе и копил деньги, зарабатываемые порубкою леса.
Откладывал он каждую копейку для предстоящей свадьбы с любимой им девушкой.
И сейчас он бесстрашно углублялся в лес по направлению к тому месту, где, помнилось ему, на порубленном участке позабыл он свой топор.
Но что за чудо такое! Давно уже, по соображению Андрея, должен он был дойти до места порубки, до небольшой полянки с торчащими на ней древесными пнями, а все нет как нет знакомого участка, и по-прежнему высятся спереди, сзади и по бокам Андрея огромные деревья, протягивающие ему свои мохнатые ветви.
А тут как раз подоспели и вечерние сумерки. Окутался ими лес, и хоть прозрачна и коротка майская ночь, а все же темнее и страшнее она в лесной глуши, нежели в жилом месте или в открытом поле.
Из чащи громко и зловеще сова закричала, и послышался не то вой, не то стон в глубине леса. И хоть был не из робкого десятка юноша Андрей, а сердце его екнуло невольно и от крика филина, и от непонятного жуткого стона.
Однако на одно мгновенье екнуло только. В следующую минуту молодой дровосек лихо сдвинул шапку на затылок, тряхнул кудрями и весело, звонко крикнул на весь лес, сопровождая слова свои беззаботным смехом:
— Эй, какой там леший балуется! Чего прячешься, козья рожа, выходи, нечего тебе крещеный люд зря пугать! Выходи, что ли, померимся силами! — и вдруг осекся. Мгновенно замер веселый смех на губах Андрея.
Вместо топота козьих ног лесовика и жутких звуков ночного лесного мира он услышал чудесную, полную невыразимой прелести и красоты музыку. Неземные звуки зарождались сладкой волною и наполняли чащу.
Андрей остановился как вкопанный с раскрытым ртом и вытаращенными глазами. Такой поразительно красивой игры ему не доводилось еще ни разу слышать в его жизни.
Чудесные звуки так и вливались в душу, так и радовали сердце, заставляя трепетать от счастья все существо молодого дровосека.
Но вот не успел он насладиться как следует дивной игрою, как тише, отдаленнее зазвучал волшебный инструмент, словно невидимый музыкант стал постепенно удаляться от Андрея.
Зачарованный, потрясенный до глубины души Андрей, сам того не замечая, потянулся за незримым музыкантом в лесную чащу, стараясь разглядеть того, кто играл так искусно под покровом сумерек.
Но, казалось, невидимый музыкант умышленно прятался от юноши, как бы дразня его любопытство. Шаг за шагом Андрей очутился в непроходимой чаще. А музыка все продолжала себе звучать, то приближаясь к юноше, то удаляясь от него.
— Эге! Да тут и впрямь нечистая сила замешалась, — проговорил сам себе молодой дровосек, снимая шапку и крепко почесывая свою кудрявую голову. — Так-то, уши развесив, я невесть сколько здесь проплутаю. Ан это не к месту и не ко времени. Небось, ночь на дворе, и батюшка с матушкой шибко беспокоиться будут, что я вовремя домой не поспею. А ну его к ляду, топор: ежели не отыщется — не разорюсь; пока что батькиным поработаю, а там заколочу деньгу — новый справлю! Только бы из глуши этой выбраться поскорей. А чтобы игры этой треклятой не слышать, сам запою. Небось, на всей деревне голосистей меня парня нету. Знатно спеть смогу, коли разойдусь!