— Пол, мы слишком мирные, чтобы разбираться, а они владеют огнестрелом еще со времен войны в Судане. И с тех пор у них не прекращались набеги и поножовщины с другими племенами. Даже государство так и не смогло наложить запрет на их ритуалы, что уж говорить про нас!..
Тут Хиллар приумолк, немного подумал и сказал, внимательно взглянув на Пашу:
— А ты бы хотел их увидеть?
— Ну... я не знаю, ты же сам говорил, что белым туда нельзя соваться, — растерялся тот.
— Да мне тоже с детства запрещают ходить в этот чертов лес, — вздохнул Хиллар. — Выходит, я только и знаю об этих людях, что от них воняет дымом, и еще что они опасны. А взглянуть бы самому, как они живут, хоть одним глазом! Хотел бы?
Паша почувствовал, как вдоль позвоночника побежали мурашки. Увидеть своими глазами то, что не покажет ни одна туристическая компания, ни один гид, а возможно, и ни одна программа о приключениях и путешествиях? Прикоснуться к настоящей опасной жизни в Африке как она есть, без надзора и подстраховки, без статистов и сценария? Разумеется, ему этого очень хотелось, в нем все еще жил жаждущий приключений и подвигов мальчишка, но также с некоторых пор жил и взрослый, отвечающий за спокойствие матери и сестер. И сейчас между теми двумя разгорелось нешуточное противоборство.
— Ты же говоришь, что они вооружены, — напомнил Паша.
— Ну, насколько я помню, они ни разу не стреляли ни в кого из нас, только в других кочевников, которые посягали на их скот и территорию. Безоружных они не трогают. Родители говорили, что изредка кто-нибудь из них объявляется в городе, обменять скотину на инструменты или бинты с ватой, и ничего, все улаживается миром. Если мы просто потихоньку на них посмотрим, все будет в порядке, — уверенно сказал Хиллар.
— Ладно, — ответил Паша после паузы, ругая себя и вместе с тем понимая, что он просто не в состоянии отказаться. Именно это ощущение реальной, а не бутафорской опасности щекотало нервы так, будто и не существовало на свете спокойной жизни в Питере, родного дома, однообразных будней. «Это первый и последний раз, когда я на такое подписываюсь» — убеждал он себя, вспоминая, как всегда осуждал тех, кто просаживает деньги на азартных играх или бегает по крышам электричек.
Хиллар вернулся в дом и принес оттуда два тяжелых никелированных фонарика, а также мобильный телефон Паши.
— Пригодится, — пояснил он. — Не знаю, хорошо ли там связь ловит, но все-таки...
— Хил, а может, взять еще что-нибудь, чтобы показать, что у нас хорошие намерения?
— А что, мы такие страшные? — усмехнулся Хиллар. — Ладно, давай поделимся с ними парой канистр воды. Я не знаю, откуда они ее берут, но в наших краях она всегда высоко ценится.
Это показалось Паше разумным, но тут он вдруг сообразил:
— Слушай, а что ты родителям скажешь? Они тебе разрешают так поздно болтаться неизвестно где?
— Пол, я уже достаточно взрослый, вот Амади другое дело, — усмехнулся молодой эфиоп. — А если будут допытываться, отвечай, что мы просто гуляли.
Паше оставалось только пожать плечами: в своем доме он, разумеется, не привык к таким порядкам, но возразить было нечего. Он заметил, что Хиллар также захватил с собой пару каких-то тряпиц.
Шли они довольно долго, жилые дома оставались позади и по бокам простиралась подзолистая равнина и бескрайнее небо, которое у горизонта наливалось багрянцем, будто там кипела вулканическая лава. И запах, усиливающийся с каждым шагом, вполне этому соответствовал. Паша боялся что-либо спросить: ему казалось, что в этой тишине голос отрикошетит по барабанным перепонкам оглушительным эхом. Он только иногда поглядывал на Хиллара, шедшего чуть впереди: тот нахмурился, плотно сжал губы, но скулы двигались, будто он все равно что-то проговаривал.
— Вот и лес, — наконец промолвил чернокожий парень и подал Паше одну из тряпиц, смочив их водой из канистры. Они обернули этими повязками нижнюю часть лица, став слегка похожими на туарегов, и вступили в лесной массив.
В первый момент Паше показалось, что они оказались в туманных тропических зарослях: странный облачный покров нависал над деревьями и кустарниками, будто скопившаяся влага, и словно подсвечивался звездным небом. Деревья здесь были не слишком высокие, и небесного света хватало, чтобы все рассмотреть. Вскоре Паша понял, что это был не туман, а дым, только удивительным образом концентрированный в воздухе подобно пологу.
Он вопросительно взглянул на провожатого, но Хиллар так же завороженно всматривался в бледную перламутровую пелену, окутывающую кроны эвкалиптов и можжевельников. Запах здесь уже не казался столь едким, будто они уже к нему привыкли, хотя Паша сомневался, что такое вообще возможно.