Выгнав обоих участников драки, Филипенко зашёл к дежурному, потом его перехватил один из сотрудников, потом кто-то ещё, и до своего кабинета он добрался, когда Лосев уже кончил допрашивать Витьку и сам уже собирался отправиться на поиски замнача, как коротко обозначалась всюду должность Филипенко.
- Как дела? - бодро осведомился последний, заходя в свой кабинет и усаживаясь возле стола на место посетителя. - Дожал ты его?
- Не вошёл пока в доверие, так точнее, - покачал головой Лосев, откидываясь на спинку кресла и вытягивая под столом свои длиннющие ноги. - Но сдаётся мне, сказать он чего-то не хочет. Вернее, я знаю, чего он не хочет сказать: почему следили за Шухминым. А это очень интересно. И докопаться до этого надо. И докопаюсь. Ну ладно. Чего там у тебя?
- Да ничего. Выгнал обоих.
- Кто такие?
- Местные. Один Володька, кличка Дачник. Другой Гошка, кличка Горшок.
- Горшок? - встрепенулся Лосев.
- Да. А что?
- Это вроде тот самый, который вместе с Витькой за Шухминым шёл. Ты давно его выгнал?
- Полчаса назад.
- Эх! Где же он сейчас может быть?
- Да где хочешь. Он табель не снимает.
- А где живёт?
- Это известно. Я записал. В Сокольниках.
- И нигде не работает?
- Как так! Числится за аттракционами, которые у нас тут на набережной. В качестве рабочего по посадке в эти люльки, видел?
- А сейчас его где искать, там?
- Что ты! Он уже небось освобождение отмечает. - Филипенко, усмехнувшись, махнул рукой. - Его сейчас с собакой не найдёшь.
- Ну, хоть как он выглядит, на всякий случай опиши.
Филипенко, как мог, описал симпатичную и щеголеватую Гошкину внешность, отметив при этом недобрый, вороватый взгляд его прищуренных, небесно-голубых глаз.
- Вот что, Николай, - задумчиво произнёс Лосев, глядя в окно. - Пришла мне в голову одна идея. Сегодня вечером я… - И Лосев коротко изложил свой план.
Филипенко, выслушав, покачал головой.
- В войну это называлось «вызвать огонь на себя», так, что ли?
- Именно. И тем демаскировать противника. Вот такая идея.
- Опасно всё же. Ведь ты небось захочешь один идти?
- Иначе нельзя.
- А группа прикрытия?
- Исключается, сам понимаешь.
- Ладно, договорились.
- Тогда я двинул. Вечером жди. - Он приветственно взмахнул рукой.
Лосев всё же решил ехать на работу. Но уже по дороге, на перроне станции метро, он передумал. Ему вдруг пришла в голову новая мысль. Ведь дела с Витькой Коротковым далеко ещё не закончены. И не потому только, что не всё удалось у него узнать, не во всём он признался, но и сам Витька заинтересовал Лосева. Ну, осудят его. Но через два, три года, даже пять лет он, как и другие, ему подобные, всё равно снова вернётся домой. Домой! Каким же он вернётся? И когда прививать ему что-то новое, хорошее, когда начинать? Потом? После суда? В колонии? Нет-нет. Виталий уже успел в этом убедиться. Потому что самые мучительные, самые страшные часы такой «новичок», как Витька, переживает сейчас, сразу после ареста.
Вот о чём подумал Лосев на шумном, суетном перроне метро, когда подошёл уже поезд и раздвинулись дверцы вагонов. А что, если заехать домой к Витьке, прямо сейчас? Виталий мельком взглянул на часы. Время есть. Ну, мать, возможно, на работе. Так просто посмотреть на двор, на дом, зайти в квартиру, поговорить с кем-то, оглядеться, посмотреть на сестрёнку хотя бы.
Виталий уже знал, как много говорит о человеке его жильё, если, конечно, уметь смотреть.
И потому подземный маршрут Лосева решительно изменился и в конце концов привёл его на станцию метро «Сокольники». Дальше следовало уже сесть в троллейбус, который вскоре и довёз его до нужной улицы.
Обширный двор, куда он через минуту зашёл, был полон суеты, звонких детских голосов.
За жидкой стеной зелёного кустарника виднелся дом, всего в три этажа, совсем старенький, обветшавший.
Лосев поднялся на второй этаж и сверился с номерами квартир. Судя по спискам жильцов на каждой из дверей, квартиры в доме были коммунальные, на несколько семей, и к Коротковым, например, требовалось звонить три раза.
Высокую, тяжёлую дверь, обшитую по краям войлоком, открыли сразу, не успел ещё прозвенеть третий звонок. На пороге Виталий увидел маленькую, черноглазую девчушку в зелёном платьице, пухленькие руки и щёки у неё были вымазаны чем-то сладким и клейким. Она с удивлением задрала вверх голову, чтобы рассмотреть Лосева, и важно объявила:
- Я таких длинных ещё не видела.
- Я длинный, а ты Лялька, верно? - улыбнулся Виталий.
- Верно. Это у тебя такая кличка, Длинный?
- А разве у всех должна быть кличка? - спросил он.
- Не, - закрутила головой девочка. - Это только у Витькиных ребят.
- А мама дома?
- Не. Она в магазин пошла. А ты к ней?
- К ней.
- В очередь ста-ановись! - весело и заученно закричала девочка и звонко рассмеялась беззубым ртом.
- А за кем? - поддержал шутку Виталий.
- За дядей Севой, вот за кем!
- Ладно. Я маму дождусь, можно?
- Пойдём, - охотно согласилась девочка и добавила озабоченно, явно подражая кому-то из взрослых: - Соседей никого нет, слава богу, зараз этих.
- Почему же «зараз»? - удивился Виталий, заходя в просторную переднюю и прикрывая за собой дверь.
- Дядя Сева их так называет.
- А Витя?
- Не. Он дядю Севу только так называет. - Она понизила голос и погрозила Виталию пальчиком. - Только ты не говори это никому. А то дядя Сева драться будет.
«Весёленькая тут ситуация, - подумал Виталий. - И девчушка в курсе всех дел».
Девочка между тем провела его в комнату возле самой входной двери. Комната оказалась большой, с одним широким окном. Громоздкий платяной шкаф делил её в глубине, возле окна, пополам, и обе эти половинки отгораживала от остальной комнаты тёмная, глухая занавеска. Получалась как бы общая столовая и две спальни.
- Ты где спишь? - спросил Виталий, подсаживаясь к столу.
- А вот здесь, около стола, - ответила девочка и взялась обеими руками за банку с джемом, стоявшую на столе (этим джемом она, вероятно, и перепачкалась).
- А мама разрешила его сейчас есть? - укоризненно спросил Виталий.
- Ха! - насмешливо усмехнулась Лялька, точно так, как утром усмехался Витька. - А это её? Вот так. Усёк?
Она повторяла Витькины словечки.
- А что же мне надо усечь? - улыбнулся Виталий.
- А то. Это Витька мне купил. Хочешь, угощу?
- Нет, спасибо.
Девочка забралась на стул и, потянувшись за ложкой, спросила, считая, видимо, нужным развлечь гостя:
- Ты кошек боишься?
- Нет.
- Я тоже. Но у Ритки такой кот - испугаешься. Глаза горят, сам чёрный, и одно ухо рваное. Интересно, он мальчик или девочка?
Виталий между тем незаметно оглядывал комнату. Длинная занавеска была сейчас отдёрнута, чтобы дневной свет проникал на эту половину комнаты. Было ясно, что в одной спаленке, на широком небрежно застеленном байковым одеялом матраце спала мать со своим, очевидно временным, мужем, а за шкафом спал Витька. Там на четырёх ножках стоял узкий матрац, тоже прикрытый одеялом. На стенке шкафа - дверцами он был повёрнут к спальне матери - висел на плечиках Витькин синий выходной костюм, а рядом кнопками были прикреплены в ряд три разной величины фотографии. Виталий пригляделся: на одной из них, самой большой, была снята футбольная команда после матча, один ряд игроков сидел на корточках, второй стоял, а перед ними на земле красовался большой кубок. Лица ребят сияли.
- Где тут Витька, ты знаешь? - спросил Виталий, кивнув на фотографию.
- Пустяки дело, - важно объявила Лялька, облизав ложку, и сползла со стула.
Виталий вслед за ней подошёл к фотографиям.
На совсем маленькой, паспортной, фотографии, которую он не мог разглядеть издали, была снята девушка. Фотографию эту Витька почему-то обвёл широкой чёрной рамкой, нанесённой, видимо, тушью прямо по стенке шкафа. «Умерла эта девушка, что ли?» - с недоумением подумал Виталий.
- Вот он, Витька, гляди, - сказала Лялька, приподнимаясь на цыпочки и тыча перепачканным пальцем в фотографию.