— Ну что ж, начнём, пожалуй, — нарушил наконец затянувшееся молчание Лосев. — Значит, Ткачук Олег Романович, так? Знаете, Ткачук, где находитесь?
— В столице нашей Родины, — как можно развязнее ответил Ткачук и уже заметно другим тоном спросил: — У вас тут курить-то можно?
— Курите. Есть чего?
— Было бы, так не спрашивал.
— А вот грубить не стоит, Ткачук. Кроме всего прочего, невыгодно это вам, учтите, вы не только в Москве, вы ещё, между прочим, в МУРе находитесь. Слышали такую фирму, надеюсь?
— Слышал, — коротко и хмуро бросил Ткачук.
— Поэтому советую вести себя поскромнее. Мы тут не только вас, мы и Директора обломаем. Он тоже здесь.
— Ну да? — испугался Ткачук. Его доставили другим самолётом, и об аресте своих соучастников он не знал ещё.
— Представьте себе, — усмехнулся Виталий. — Стараемся мести чисто, сора не оставлять. И чтобы ситуация вам была окончательно ясна, добавлю следующее. Квартирную кражу мы вам докажем легко. И без вашего признания. Признание нужно будет вам самому, чтобы срок сократить. Докажем мы это, в частности, по краденым вещам. У Терентия всё изъято, показания его на вас уже получены. Нам их скоро перешлют.
— Выходит, вы его самого-то не прихватили? — ухмыльнулся Ткачук.
— А за что? Вы продали ему вещь, он купил. Он же не знал, что она краденая?
— Знал, гад.
— Это ещё доказать надо. Подтвердите под протокол?
— Ещё чего!
— Ну вот. Потому он и гулять будет. Ещё кого-нибудь нам отдаст из таких вот дурачков. Так что пусть себе гуляет. Зато вам, Ткачук, гулять долго теперь не придётся. Потому что мы, кроме кражи, докажем ещё и вашу стрельбу на вокзале, два месяца назад. Надеюсь, не забыли?
— Какая ещё стрельба? — грубо спросил Ткачук, ёрзая на стуле.
— До этого дело ещё дойдёт. Всё по очереди. Сначала…
— А я не стрелял, понял? Не стрелял!
— Конечно, — насмешливо согласился Лосев. — Дядя стрелял. А ты слушал.
— Не знаю, кто стрелял!
— Ладно, ладно. Говорю, дойдёт дело.
— Сигарету-то дашь? — нетерпеливо спросил Ткачук.
— А я разве обещал? Или обязан? — осведомился Лосев. — Ты этот тон брось.
— Прошу же… — Ткачук отвёл глаза.
— Это другое дело. Давай закурим. И разговор у нас пойдёт деловой, надеюсь. Потому что всё ты, кажется, уже понял.
Виталий достал из кармана сигареты и протянул Ткачуку. Оба закурили.
— Так вот, Олежек, — произнёс Виталий почти мечтательно, — начнём мы всё-таки с квартирной кражи. Сразу её признаешь или тебе её доказывать надо?
— Ясное дело, доказывать.
— Пожалуйста. Что часы те ты Терентию продал, это ты отрицать не будешь, надеюсь? А они ведь с кражи, это установить совсем нетрудно.
— А я их сам, допустим, купил. Что тогда?
— И где же ты их, допустим, купил, у кого? — насмешливо спросил Лосев.
— Да там, у себя, на рынке, у неизвестного лица, — в тон ему ответил Ткачук.
— А вот у нас есть свидетели, что ты ещё в Москве, в гостинице, пытался их продать. И не один свидетель, имей в виду.
— Ну, значит, я их в Москве купил, какая разница-то? — продолжал куражиться Ткачук. — Докажи, что нет?
Виталий внимательно посмотрел на него и спросил:
— Ты так глупо будешь себя и на суде вести?
— Почему глупо? Очень даже умно.
— Ладно, — вздохнул Виталий. — Глупо или умно, это мы потом увидим. А пока скажи-ка мне. Может, Заморин тебя с пути сбил?
— Это ещё кто?
— Заморин Семён Михайлович. Кличка Директор. И ещё одного судака мы с ним вместе вытащили. Кикоев Илья Георгиевич. Кличка Арпан. Слыхал про таких?
— Слыхал… — растерянно произнёс Ткачук и, глубоко затянувшись, привстал, чтобы загасить окурок сигареты в пепельнице, которую придвинул ему Виталий.
— Вот так, Олежек. А Заморин влип крепко. У него ведь, кроме всего, ещё и наган изъят. А у тебя есть наган?
— Нужен он мне…
— А воровать тебе нужно? А дружбу водить с Замориным нужно?
Ткачук молчал.
На столе зазвонил телефон.
— Лосев? — узнал Виталий спокойный голос Цветкова. — Вот какое дело. Тут у меня сидит, значит, Заморин. Беседуем потихоньку. Квартирную кражу он, конечно, признаёт. Тем более что Терентий-то прямо показывает, что Директор ему сказал: с московской кражи шкатулка. Да и гильза там, на квартире, от его же нагана. Никуда, словом, не денешься. А вот указал им на эту квартиру, говорит, Ткачук. Сначала, правда, адрес напутали, не туда залезли. Ткачук там записку и оставил: извините, мол, бедно живёте, зря мы вас потревожили. Вот он и сейчас смеётся, Заморин. Рано, Семён Михайлович, смеётесь рано, — куда-то мимо трубки укоризненно произнёс Цветков и продолжал, снова уже обращаясь к Виталию: — Не знаю, однако, правду ли говорит Семён Михайлович. — Цветков усмехнулся. — Ткачук у них вроде дурачка на побегушках. И вдруг… Что, что? — снова мимо трубки спросил Цветков и через секунду продолжал, уже снова обращаясь к Лосеву: — Вот он говорит, Заморин, что Ткачук, оказывается, раньше их в Москву приехал, к тётке, что ли. А потом телеграмму им дал: приезжайте, хорошее, мол, дело ждёт. — И снова мимо трубки Цветков добавил: — Насчёт телеграммы, Семён Михайлович, ведь мы легко проверим, учитываете? Ну то-то. — И снова в трубку: — Вот так, Лосев. Давай дальше шуруй.