Он опустил стекло, и нас окутала, как милосердный ангел крылами, теплая летняя ночь.
– Я выкурил уже четыре штуки, но настоящее наслаждение доставила только эта.
– Почему же именно она?
– Потому что мне понравилась твоя гримаса.
– Католическое воспитание?
– Верно, малыш. Ох уж эти мне католики! От них такое напряжение внутри, хоть клизму ставь. Жене не изменяй, с налогами не мухлюй, церковь не обманывай… За малейшее отклонение от правил схлопочешь ремнем по заднице.
– Для бывшего копа ты весьма красноречив. Меня впечатлило сравнение с клизмой. Кстати, когда ты называешь меня «малышом», на нас удивленно косятся. Это в мои-то шестьдесят шесть и в твои шестьдесят восемь!
Ральф вечно корчил из себя головореза; ко дню увольнения в его личном деле набралось семнадцать жалоб от граждан.
Он глубоко затянулся «Уинстоном».
– Сегодня мы резко повышаем ставки, Том, вот я и нервничаю. Знаю, ты терпеть не можешь, когда тебя называют «малышом». Сделай скидку на мои нервы.
Я удивился такому признанию. Обычно он любил изображать крутого парня.
– Официантка такой скидки не сделала, Ральф.
– Сколько можно об одном и том же? Между прочим, я заказал чизбургер и оставил ей целую десятку чаевых после того, как дважды извинился. Потому что видел, как ты окаменел!
– Она зарабатывает шесть баксов в час, а дома у нее ребенок.
– Просто ты немного волнуешься, совсем как я. Поэтому никак не заткнешься.
Видимо, он был прав.
– Мы действительно сделаем это?
– Да, Том, сделаем.
– Сколько сейчас времени?
Я посмотрел на свой «Таймекс» – подарок в связи с уходом на пенсию после двадцати шести лет преподавания в средней школе. Мои предметы – английский и творческое сочинительство. Другой мой дар – избегать нападений со стороны учеников. Двоих моих коллег избили, один из них так и остался хромым, хотя прошло уже много лет.
– На девять минут больше, чем когда ты спрашивал в прошлый раз.
– Вообще-то я бы сейчас с удовольствием спрятался вон за тем деревом и отлил. Наверное, так и поступлю.
– Он подъедет как раз в этот самый момент.
– Черт с ним! Куда я гожусь с переполненным мочевым пузырем?
– Вот если он тебя увидит, от тебя и правда не будет никакого толку.
– Он не заметит, спьяну-то. – Улыбка превращала его в тридцатилетнего. – Уж больно ты трясешься!
Луна врала, как ей и положено. В ее свете этот уродливый двухэтажный домишко с плоской крышей превращался если не во дворец, то в терпимое жилище – если не разглядывать его долго. Меня интересовало одно: крутая расшатанная лестница, поднимавшаяся под углом 45 градусов к его боковой стене. И еще то, что дом стоял в одиночестве на краю городка. В свое время здесь была ферма, за домом притулился полуразрушенный сарай, дальше чернело запущенное поле. Единственные обитатели – супружеская пара на втором этаже, Кен и Кэлли Нили. Нам был нужен Кен.
Мы поставили машину за дубовой рощицей. Отсюда удобно было наблюдать, как он подъедет и станет подниматься по этой лестнице. Я сделал радио тише, хотя любил Брюса Спрингстина.
Когда Ральф вернулся, я дал ему пузырек с дезинфицирующим средством для рук.
– Тебе бы податься в вожатые скаутов!
– Пописал – вымой руки.
– Конечно, мамочка.
И тут мы услышали его. Он так гонял в своем блестящем красном пикапе «шевроле», словно собирался взмыть с шоссе в воздух. Мне стало интересно, как относятся ночные птахи, прикорнувшие под луной, к громыхающей из пикапа музыке кантри. Ветерок принес в окно моего «вольво» аромат лета – только давнего. Я представил: семнадцатилетняя девушка, стягивающая через голову футболку, бессмертное совершенство ее острых грудей и розовых сосков…
– Знаешь, что с нами будет? Ну, когда мы все закончим?
– Знаю, Том. Мы будем счастливы – разве этого мало? Пора его хватать!
(Дежурный осмотр спустя три года. Звонок медсестры: врач приглашает на прием для обсуждения результатов. «Четвертая стадия». Она держится лучше, чем он. Он тайно начинает посещать психолога. Он должен быть сильным – для нее. Но не может справиться со страхом. Помогите!)
Я познакомился с Ральфом Фрэнсисом Маккеной на химиотерапии в клинике «Онколоджи партнерс». У него был рак простаты, у меня прямой кишки. Ему давали год, мне полтора, причем без гарантий. Еще одно, что нас объединяло: оба вдовцы. Наши дети жили на другом конце страны и могли навещать нас лишь время от времени. Естественно, что мы подружились. Если это можно так назвать.