2002
Параллельный ветер
Тонкие сатиры в забытьипамять покалечат подаяньем,подпирают ноги костыли,ухожу я в сумерки сознанья.
Вечером, однажды в январе,«…Брань» открою старца Никодима,помолюсь с ребенком в тишине,и пойму, что жизнь неопалима.
Мысленные сказки на стеклепузырятся холодом и кровью,стынет чай зеленый на столев крошках со вчерашнего застолья.
Пирогами пахнет Рождество,жду я чуда с самой колыбели,голое родилось Божествопрямо на Иосифа колени.
Трогательно тянет ветерком,спит жена безмолвная в постели,вечность замерзает за окном,новый век скрипит на карусели.
Боль моя под крышкой не сидит,и душа в затворе будто птица,так она однажды закричит,что я выплесну ее в страницы.
Мне уныние так не к лицу,грифелем я Бога нарисую,к золоту прильну и серебру,до небес дотронусь, и усну я.
Так тоскливо ночью одномупокидать свое родное тело,к звездам сквозь тугую высотупродираться бесконечно первым.
Параллельно ветру поднимусь,одолею страх и наважденье,все еще кого-нибудь боюсь,совершая страшное решенье.
До престола дотянусь рукой,смысл пространства постигаю верой,и людей оставлю за собой,измеряя бесконечной мерой.
Не было мороза никогдав Вифлееме красно-каменистом,не хрустела на снегу звездав декабре хрустально-голосистом.
И не билась на куски вода,от которой стынет утром горло,в снег не превращались города,чтобы таять от огня покорно.
В Палестине странная зима —иудеи вымараны белым,и от слез замерзшая стена —видится огромным хрупким мелом.
Тени в шляпах ходят и поют,и кивают головами, будто птицы,пейсы рыжие из них растуттолько на открытые страницы.
Вместе с ними плачу о любвии стенаю над пробитым Богом,выдираю сердце из груди —отдаюсь Христу перед порогом.
Свет гремит на перекрестках тьмы,вспышки правды истинно красивы —как нечеловеческие сны, —только безграничны и игривы.
У меня спекаются глаза,и болит душа, как на распятье,вижу в дочери своей врага,я закрою от нее объятья.
На моем столе короткий шум,в центре куст с горы Хорива,время выворачивает ум,сучья память детская ревнива.
В городе Козлове тишина —люди все мертвы и просто стёрты,здесь матриархальная война —ею правят шерстяные сёстры.
Здесь Державин «Бога» написал,и гуляет в чаще волк тамбовский,на замерзший тот пустой вокзалприезжал я, как весной Дубровский.
Это фараонова страна —где земля вспухает от раздоров,где не знают Пасху и поста,умерщвляют здесь без лишних споров.
Пожирают дети матерей —ничего для них не свято,листопад, как стая голубей,глушит стона русского раскаты.
2003
Ангел
жене
В полях серебрится мороз голубой,Поземка доносит к нам отзвуки рая,Летящего ангела поздней поройЯ встретил, детей на салазках катая,
И вместе пошли мы гулять под луной,И вместе смотрели на звезды в эфире,Влекомые хваткой отцовской рукой,Все дочери были прологом к картине,
На гору взбирались мы с ним по тропе,И огненный странник в последнем движенье,Уже исчезая над мерзлой землей,Способность оставил к небесным прозреньям,
С тех пор вспоминая минуты огня,Я в лицах детей обрету покаянье,Всмотревшись в родные девичьи глаза,В них ангела вижу свои изваянья.
2003
Откровение
крестным детям
Свет лампы падает на дно стакана,Взлетаю я и трогаю лицо рукой,Срываю кожи я сухой пергамент,Лицо другое вижу, как кошмарный сон,Недолго думал перед изваяньем,Короткий ход, движение одной руки,Срываю вновь лица пергамент белый,И вижу я креста небесные черты,На нем слова, написанные дланью,Нет более сомнений на моем пути,Недалеко прошел я по дороге,Господь не дальше мысленной моей черты,Я размываю очертанья тела,Я слышу пенье птиц, как будто изнутри,Постиг теперь я, что такое вера,Под колокольный звон у городской черты,Границы дня перемешались с ночью,Во сне ребенок пахнет теплым молоком,Проснувшись плачет, писая в горшочек,И никого не видит он перед собой,Ведь утром свет ложится ровным слоем,На дно стакана, на пол, в ухо и в глаза,Могу я свет отправить местной почтой,Я в бандероль вложу два сорванных лица,Исписанных два свитка прошлой ночью,Которые нашел, раскрыв себя до дна,Теперь во всех я вижу лишь порочность,И всё теперь мне кажется вполне чужим,Я утром помню всё, что было ночью,А днем забуду все, что стало мне родным,И днем меня опять обступят тени,Они живут в пути, совсем как мертвецы,Их странные, ничтожные сомненья,В мозгу моем вселяются, как злые псы,Я вновь вздымаю свои веки к небу,Хочу я уберечься от пустой войны,Но лысые, больные поколенья,Во мне копаются, как злые кабаны,Взрывают землю страждущего сердца,Копытцами топочут по худой груди,Жуют моё лицо, мой щит последний,Хотят в дыру сознания со мной уйти,Не вижу никаких других решений,Мне с ними трудно без молитвы совладать,Я обопрусь на посох придорожный,По облакам пойду лицо свое спасать,По книгам я пройдусь и по дорогам,Я посажу леса и реки разолью,Совсем без сил, глаза свои закрою,У Господа любви к себе я испрошу;Но разве Он меня не пожалеет,Но неужели Он меня не подберет,Ведь я совсем один и днем, и ночью,Свет мысли постигаю за стеклом мечты,Я до сих пор живу, как беспорточный,Передо мной квадрат закрытого окна,В нем вижу неба черную тревогу,И звезд страдающих ночную красоту,Хочу постичь я неопределенность,В себе почувствовать креста углы,В нем растворить лица определенность,К Тебе, о, Господи, мне быть вознесену.