А Мэрилин они задавали опасные вопросы.
Потому что ей слишком много приходилось скрывать.
О нет, не то, что они жили вместе, слава Богу, уже девяностые годы, парень, никто уже и не думает о таких вещах. Вы поженились, это был ваш выбор, а не захотели, то просто живете вместе. Даже заимели детей, если сумели, в общем, живете, как хотите, это же девяностые. А возможно... в такой атмосфере дозволенности... вы могли бы даже... ну, может быть... но это весьма невероятно. А впрочем, кто, черт побери, это знает? Может, они и смогли бы в конце концов выйти и прямо сказать: «Смотрите, люди, Мэрилин — бывшая проститутка!»
И опять вздернутые брови.
Правда? Хватит болтать! Скажи лучше, чем она занимается на самом деле.
Нет, она действительно этим и занималась, клянусь Господом, она была проституткой. Она промышляла этим в Хьюстоне год или около этого, а кончила тем, что очутилась в тюрьме Мехико по обвинению в употреблении наркотиков, потом снова вернулась к своей профессии в Буэнос-Айресе, где пять лет кочевала по улицам. Вот так. Этим она и занималась.
Но кто же этому поверит?
Конечно, когда вы смотрите на Мэрилин, вы видите женщину, которой в августе исполнится лишь двадцать шесть, видите стройную, высокую, длинноволосую блондинку с васильковыми глазами, у которой безупречный молочно-матовый цвет лица, и вы думаете: «Нет, это не проститутка!» На месте проститутки вы бы не выжили. Вы бы не перенесли шесть лет слежки, не говоря уже о мексиканской чертовой дыре, — и после этого выглядеть так, как она! А иначе вы были бы Мэрилин. И тогда в смогли. Мэрилин выжила.
К тому же она еще и убийца.
Вот какое дело!
Вы открываете консервным ножом[1] банку с горошком, и все расплескивается наружу.
Коктейль проходил на двенадцатом этаже в угловой квартире, которую домовладелица именовала пентхаусом[2], хотя, по мнению Уиллиса, она не выглядела такой уж роскошной, чтоб именоваться столь значительно. Он весь день провел в суде и пришел сюда вопреки здравому смыслу, откликнувшись на приглашение Боба О'Брайена, который пообещал добрую выпивку и закуски навалом, а кроме того, никому из гостей не грозило быть подстреленным — считайте, что вам чертовски повезло, если вы знакомы с таким полицейским, как О'Брайен.
Он позвонил Мэрилин, чтоб сказать ей, что Мэйзи — подружка О'Брайена (как оказалось, ее имя неплохо соответствовало ее внешности[3]) тоже придет, и можно было вчетвером где-нибудь поужинать, на что Мэрилин ответила: «Конечно! Почему бы и нет?» Вот так они и попали сюда под вечер, после захода солнца. А теперь слушали домовладелицу, водившую их по обновленным апартаментам и видевшую в О'Брайене возможного клиента; Уиллис только сегодня узнал, что Боб собирается жениться на Мэйзи в совсем не отдаленном будущем. Кучу счастья тебе, приятель!
А вот Мэйзи можно было принять за девицу легкого поведения.
Хотя она и не была ею. Она служила клерком в офисе окружного прокурора.
Сегодня на ней был пушистый розовый свитер с опрометчиво большим вырезом на груди, узкая черная юбка, которая так блестела, словно была покрыта тонкой нефтяной пленкой, и черные лакированные туфли на высоких каблуках с завязками на лодыжках — точь-в-точь настоящая шлюха, если не обращать внимания на тонкий девичий голосок и на то, что она без умолку болтала про среднюю школу при монастыре Матери Марии Магдалины или что-то в этом роде в Калмз-Пойнте.
Хозяйка дома рассказывала Уиллису, что пентхаус — тот самый, в котором они сейчас находились, сдается по договорной цене всего лишь за 3,50 при твердых 8,25 процентах закладных без чаевых и гонораров посредникам. Уиллиса так и подмывало выпалить ей, что он живет в загородном доме, который обошелся Мэрилин в семьсот пятьдесят тысяч долларов. Интересно, жили ли когда-нибудь бывшие проститутки в таких роскошных домах?
Мэйзи в это время своим писклявым голоском рассказывала кому-то, как монашка по имени сестра Летисия била ее линейкой по рукам.
У О'Брайена был такой вид, будто с минуты на минуту ему придет конец.
Мэрилин громко удивлялась, как в наше время можно предлагать такие низкие закладные.
Хозяйка дома объяснила, что спонсором является банк в Миннесоте, но Уиллису это совершенно ни о чем не говорило.
Потом она спросила:
— А чем вы занимаетесь, миссис Уиллис?
— Холлис, — поправила ее Мэрилин.
— Я полагала... — Хозяйка повернулась к Уиллису. — Разве вы не говорили, что ваша фамилия — Уиллис?
— Да, но моя — Холлис, — ответила Мэрилин. — Мы не женаты.
— О!
— Хотя наши имена созвучны, — пришел на помощь Уиллис.
— И вы тоже работаете в полиции, мисс Холлис?
— Нет, я — студентка, — ответила Мэрилин.
И это было чистейшей правдой.
— Я прервала учебу, — добавила она.
И совсем не преувеличила.
— А что вы изучаете?
Широкая улыбка, неподдельный интерес: еще бы, перед ней потенциальные покупатели!
— Ну, со временем собираюсь стать социальным работником, — сказала Мэрилин, — а сейчас готовлюсь получить степень бакалавра.
И вновь это было правдой.
— А я хотела стать доктором, — сказала леди и взглянула на Уиллиса. — Но вместо этого вышла замуж, — добавила она, как будто осуждая его за свою неудачу.
Уиллис виновато улыбнулся. Потом повернулся к О'Брайену и сказал:
— Боб, если ты собираешься задержаться здесь, тогда мы с Мэрилин, пожалуй, пойдем, о'кей?
О'Брайен, похоже, вовсю наслаждался теплым белым вином и холодным канапе.
— До завтра, — ответил он.
— Рада была с вами познакомиться, Мэрилин, — сказала Мэйзи.
В церковном саду было полно людей: два работника «Скорой помощи», три техника из мобильной криминальной группы, помощник медицинского эксперта, два детектива из отдела убийств, женщина из фотослужбы и одетый в форму заместитель инспектора из управления.
Заместитель инспектора находился здесь по той причине, что по составу полиция в этом городе была преимущественно ирландско-католической, а жертвой оказался священник.
Детектив Стивен Луис Карелла смотрел на собравшихся здесь офицеров сил охраны правопорядка и пытался вспомнить, когда же в последний раз он был в церкви. На свадьбе сестры, кажется, так? Сейчас он вновь в церкви. Но не для молитвы. Даже, строго говоря, еще не в церкви, хотя дом священника соединялся с церковью коридором, облицованным деревянными панелями, который вел в ризницу, а потом в само старое каменное здание.
Он смотрел сквозь открытую дверь дома священника в сад, где в средневековом великолепии цвели розы. Какая ночь! На мощеной дорожке сада лежал священник, одетый, Как для похорон, в черное, приличествующее его профессии, изуродованный многочисленными следами ударов и глубокими ранами, которые соперничали с розами, растущими под старыми каменными стенами. Лоб Кареллы прорезала хмурая складка. «Так закончить! — подумал он. — Как булыжник! В такую ночь!» Он продолжал смотреть в сад, где вокруг тела суетилась встревоженная толпа в костюмах и в полицейских мундирах.
Карелла производил впечатление — даже стоя неподвижно, засунув руки в карманы, — тренированного атлета, высокое, гибкое тело которого может изящно и без усилий вынести любые нагрузки. Но внешность обманчива. Все забывают, что средний возраст — это тридцать с небольшим. Спросите-ка мужчину, которому минуло тридцать пять, относит ли он себя к людям среднего возраста, и он ухмыльнется: «Не смешите!» Но потом вытащите своего десятилетнего сынишку из гаража и попробуйте сыграть с ним в баскетбол.