— Зачем туда залез? — жестко спросил голос. Человек все еще боялся ловушки.
— Я упал, я шел к дяде Мексуту, — быстро сказал я, боясь, что он не дослушает меня и проедет.
— К Мексуту? Так и сказал бы, — я услышал, как он слез с коня и закинул уздечку за могильную ограду. Потом шаги его приблизились, но он все же остановился, не доходя до ямы.
— Держи! — услышал я, и веревка, прошуршав в воздухе, соскользнула в яму. Я взялся за нее, но тут же вспомнил про козла. Он молчал и одиноко стоял в углу. Недолго думая, я обернул веревку вокруг его шеи, быстро затянул два узла и крикнул: «Тяните!»
Веревка натянулась: козел замотал головой и встал на дыбы. Чтобы помочь, я схватил его за задние ноги и стал изо всех сил поднимать вверх — веревка врезалась ему в шею. Как только его рогатая голова, озаренная лунным светом, появилась над ямой, мужчина заорал, как мне показалось, козлиным голосом, бросил веревку и побежал. Козел рухнул возле меня, жалобно заблеял, а я закричал от боли, потому что падая, он отдавил копытом мне ногу. Я заплакал от боли, огорчения и усталости. Видно, слезы были уже где-то близко — теперь они полились так обильно, что я в конце концов испугался и перестал плакать. Я ругал себя, что не сказал ему про козла, а потом вспомнил о его лошади и решил, что так или иначе он за нею придет.
Минут через десять я уловил шаги крадущегося человека. Я знал, что он хочет отвязать лошадь и удрать.
— Это был козел, — сказал я громко и спокойно.
Молчание.
— Дядя, это был козел, — повторил я, стараясь не менять голоса.
Я почувствовал, что он остановился и слушает.
— Чей козел? — спросил он подозрительно.
— Не знаю, он сюда попал раньше меня, — ответил я, понимая, что слова мои не убеждают.
— Что-то ты ничего не знаешь, — сказал он, потом спросил: — А Мексуту кем ты приходишься?
Я, сбиваясь от волнения, стал объяснять наше родство (в Абхазии все родственники). Я почувствовал, что он начинает мне верить, и старался не упускать это потепление. Снизу же я ему рассказал, зачем иду к дяде Мексуту. Я чувствовал, как трудно оправдываться, очутившись в могильной яме.
В конце концов, он подошел к ней и осторожно наклонился. Я увидел его небритое лицо, брезгливое и странное в лунном свете. Было видно, что место, где он стоит и куда он смотрит, ему неприятно. Мне даже показалось, что он старается не дышать.
Я выкинул конец веревки, за которую был привязан козел. Он взялся за нее и потянул вверх. Я старался ему снизу помогать. Козел глупо упирался, человек, слегка подтянув его, схватил за рог и с яростным отвращением вытянул из ямы. Все-таки вся эта история ему не нравилась.
— Богом проклятая тварь, — сказал он, и я услышал, как он пнул ногой козла. Козел екнул и наверное рванулся, потому что человек схватил веревку и дернул. Потом он низко наклонился над ямой, опершись одной рукой о землю, другой схватил меня за протянутую кисть и сердито вытащил наверх. Когда он тащил, я старался быть легким, потому что боялся, как бы и мне не досталось. Он поставил меня рядом с собой. Это был большой и грузный мужчина. Кисть руки, которую он держал, побаливала.
Он молча посмотрел на меня и вдруг, неожиданно улыбнувшись, потрепал по голове:
— Здорово ты меня напугал со своим козлом. Думал, человека тащу, а тут рогатый вылезает…
Мне стало сразу легко и хорошо. Мы подошли к лошади, четко и неподвижно стоявшей у ограды. Козел на веревке шел за ним. Когда мы подошли к лошади, она забеспокоилась, закосилась на козла.
От нее вкусно пахло потом, кожей седла, кукурузой. «Наверно, оставил на мельнице кукурузу», — подумал я и вспомнил, что веревка тоже пахла кукурузой. Он подсадил меня, вернее, почти вбросил в седло. Я подумал про свою палку, но не решился возвратиться за нею. К тому же лошадь, когда я садился, мотнула головой, чтобы укусить меня за ногу. Я успел ее подобрать.
Хозяин отвернул морду коня от ограды, закинул уздечку и, не выпуская из руки веревку с козлом, мощно и грузно перекинул тело через седло. Я почувствовал, что лошадь прогибается под ним. Тело его придавило меня к луке седла. Он уселся и тронул уздечку. Мне немножко стыдно было перед козлом: в яме мы сидели на равных, а когда нас вытащили, мы оказались в разных местах.
Конь бодро пошел, стараясь перейти на рысь, раскачиваясь от сдерживаемой силы и раздражения, что сзади тащится козел.
Под глухой стук копыт, под легкое покачивание на седле, я задремывал, просыпаясь, когда тропинка шла под уклон, потому что спутник мой тяжело придавливал меня к луке. Зато на подъемах я уютно откидывался ему на грудь, сквозь сон замечая вздрагивающую челку коня, чуткие уши, однообразно двигающуюся шею.