— Что, уже не боишься? — тепло поддразнил Рин, даря ещё один поцелуй.
Я честно прислушалась к своим ощущениям и выдохнула:
— Нет. Не боюсь.
Голос был каким-то странно хриплым, неужели, простыла? Потом я вспомнила, что в романах у героинь голос становится хриплым от страсти, и искренне удивилась, разве страсть такая? А как же тяжёлое дыхание, сердце, стремящееся пробить грудную клетку и жар, грозящий спалить всё вокруг? Неужели все эти яркие, волнующие душу описания всего лишь обман, фантазии авторов?!
— Какая смелая девочка, — прошептал Рин, и мне отчётливо послышалась в его голосе насмешка. — Кто бы мог подумать!
Волчица вскинула голову и обиженно рыкнула. Нет, мне не показалось, надо мной смеялись, меня считают трусихой, меня, Ареллу, Вечернюю звезду! Я зло сверкнула глазами и отпрянула, точнее, попыталась отпрянуть, руки Рина по-прежнему обвивались вокруг меня тёплыми несокрушимыми кольцами.
— Прости, не хотел тебя обидеть.
— Поцелуешь, прощу, — буркнула я и торопливо добавила. — Только по-настоящему, как в романе.
— Учти, ты сама напросилась.
Мрак первородный, и почему мне кажется, что я влипла? Причём серьёзно и по собственной дурости! Испугаться и запаниковать я не успела, меня поцеловали. Горячо, как в романе. В груди моментально вспыхнуло пламя, сердце заколотилось как бешеное, стремясь вырваться наружу, а колени ослабли так, что я невольно ухватилась за Авантюрина, боясь упасть. Рин легко подхватил меня на руки и куда-то понёс. Куда и зачем? Да какая разница, главное, чтобы целовать не забывал! Совсем скоро я ощутила под собой знакомую упругость кровати и напряглась, готовая испугаться. А вдруг чудо кончится, едва начавшись? Рин прекрасно уловил мои сомнения и страхи, усмехнулся и опять поцеловал меня. Нежно, мягко, без слов приказывая довериться и подчиниться ему. Я растеклась сахарной карамелью по кровати, недовольно застонав, когда поцелуй прервался. Возмущённо распахнула глаза и застыла, забыв даже как нужно дышать. Рин медленно, нарочито неспешно стягивал с себя рубашку. Травы лечебные, да если бы мне кто-нибудь сказал, что такое в общем-то обыденное и безобидное действие можно превратить в самое настоящее эротическое шоу, ни за что бы не поверила! А Рин превратил. Я широко распахнутыми глазами следила за тем, как медленно, мучительно (для меня) медленно рубашка скользит вверх, обнажая чуть светящуюся в темноте кожу. С плоского живота мой взгляд поднимался на широкую грудь, смущённо мазнул по тёмным кругам сосков, перескочил на крепкую шею и застыл, прикипел к чуть подрагивающим в улыбке губам. От желания коснуться открывшихся мне красот даже ладошки зазудели, я резко села на кровати и чуть не упала обратно: Рин потянулся к пряжке ремня! Ой, мамочка родная, он что, совсем раздеваться собрался?! Не успев толком ничего сообразить, я зажмурилась. Крепко. И плевать, что выгляжу и веду себя как конченая дура, я морально к такому не готова! Вот не готова, и всё тут. Прозвучавший в темноте смешок я услышала, как и провокационно-ласковый шёпот:
— Какая молодец, глазки сама закрыла.
Что?! От подобного заявления мои глаза моментально распахнулись, я со смесью страха и возмущения уставилась на нависшего надо мной Рина. Вот как мне его понимать, а? Он что, намекает на то, что мне сейчас надо глазки закрыть и провалиться в объятия сна?! Нет, я так не согласна, я других объятий хочу! Рин подарил мне широкую мальчишескую улыбку и поцеловал. Только в этот раз не в губы, а скользнул поцелуем по бешено пульсирующей на шее жилке. Я приглушённо ахнула и выгнулась, пытаясь продлить эту ласковую пытку. Руки Рина заскользили по моему телу, каждое движение, каждое лёгкое касание вызывало во мне взрыв эмоций. Я чувствовала себя скрипкой в руках опытного настройщика, мягким воском, тающим от жара.
— Рин, — всхлипнула я, чувствуя, как меня с головой накрывает волна наслаждения.
Звёзды сорвались со своих мест и закружились вокруг нас бешеным хороводом, тьма вспыхнула ослепительным светом, и две в ладонь шириной пряди моих густых чёрных волос окрасились в каштановый с золотистым отливом цвет. Знак того, что я принадлежу Авантюрину и душой, и телом.
- Релли, — прошептал Рин, прижимая меня к себе. — МОЯ Релли.
Твоя, мой милый, только твоя и ничья больше. Я уткнулась лицом в грудь своей пары и уснула крепко и безмятежно, как спала только в детстве.
Глава 10
Утро ворвалось в замок вместе с жизнерадостными птичьими трелями и ярким солнечным светом. Озорной солнечный луч прыгнул прямо на лицо Авантюрину. Парень поморщился и сдавленно застонал, привычно пытаясь спрятать голову под подушку. Но подушка шаловливым котёнком выскользнула из рук, а потом ещё и промурлыкала нежным голосом:
— Просыпайся, соня!
Рин точно знал, что подушки говорить не умеют, по крайней мере до этого утра не умели точно. Наверное, надо было открыть глаза и посмотреть на шутника, посмевшего потревожить принца с утра пораньше, но голова буквально раскалывалась от боли, а глаза категорически не желали открываться.
— Рин? — теперь в нежном голоске отчётливо прозвенела тревога. — Рин, что с тобой?!
— Голова болит, — буркнул Авантюрин, неохотно открывая глаза.
Даже это простое движение вызвало красные круги перед глазами. Рин зашипел и с силой стиснул голову руками.
— Тссс, тише, тише, вот выпей, должно помочь, — проворковал рядом нежный голосок, и у самого лица Авантюрина оказалась глиняная чаша, наполненная отваром, густо пахнущим травами.
Принц поморщился, но всё-таки взял чашу и осушил её. Да уж, на вкус отвар оказался удивительно противным, словно кочку болотную проглотил, причём вместе со всеми её обитателями, зато голова болеть перестала. Рин довольно потянулся, повернулся к своей спасительнице и замер, только сейчас поняв, что находится не у себя в комнате.
— Ну как, лучше? — Вечерняя звезда материнским жестом откинула упавшие на лоб парня густые каштановые пряди, пристально посмотрела в глаза.
— Релли, — на щеках Рина проступила краска смущения, золотисто-карие глаза смотрели куда-то в сторону, — прости за глупый вопрос, что вчера было?
От такого простого и вполне закономерного вопроса девушка сникла, радужное настроение поблёкло, словно на него набросили пыльную старую штору. Так это что же получается, Рин ничего не помнит?! А как же ночной шёпот, горячие поцелуи и нежные, полные сдерживаемого огня прикосновения? И, самое главное, что теперь делать? Она-то признала его своей парой, а он ничего не помнит!
— Релль, — Рин ловко сгрёб девушку в объятия, уткнулся подбородком в макушку, — прости, я дурак и, кажется, это не излечимо. Не с того начал наш разговор.
Девушка встрепенулась и широко распахнутыми глазами смотрела на то, как Авантюрин ловко соскальзывает с кровати и опускается на одно колено. Точь-в-точь как благородный Эммануил в романе «Слепящий снег», который в главе тридцать первой делал предложение красавице Летиции, а в третьей части стал мужем нежной Азалии. Вечерняя звезда тряхнула головой, прогоняя ненужные воспоминания и пытаясь хоть как-то усмирить вспугнутыми птицами мечущиеся мысли.
— Арелла, я прошу тебя стать моей парой.
Что? Что он сказал?! Релли вздрогнула и недоверчиво посмотрела на Авантюрина, не шутит ли? Рин поймал её недоверчивый взгляд и пылко добавил:
— Прости, предложение получилось до неприличия кратким и скомканным, но важна ведь не форма, а содержание. Выходи за меня замуж, стань моей парой на всю жизнь, а ещё лучше на все жизни, что у нас будут.
— Я согласна! — выпалила Вечерняя звезда прежде, чем успела осознать, что именно произносит, а потом испуганно всплеснула руками. — Ой, а что твои родители скажут?
— Поздравляем, сынок, ты выбрал чудесную пару, — Рин ловко поднялся с колен и, обняв Релли, наградил её пылким поцелуем.
Девушка хотела возразить, сказать, что мало кто мечтает о невестке, способной оборачиваться волчицей, но поцелуй был таким сладким, а объятия такими нежными, что все возражения, страхи и сомнения развеялись утренним туманом. И вообще, какая разница, что будет завтра, если здесь и сейчас всё так чудесно! Релли с наслаждением зарылась пальчиками в густые каштановые кудри, неумело, но со всем пылом страсти отвечая на поцелуи своей пары. Стук в дверь прозвучал подобно грому среди ясного неба. Вечерняя звезда вздрогнула, а Рин озвучил такое, что постыдился бы произнести и разбойник, караулящий проезжих на большой дороге.