Выбрать главу

Она посмотрела в окно.

– Эх, Лизхен! Какое же счастье, когда не нужно бежать в детский сад, потом домой, там – стирка, пылесос, кошку покорми, она сухой корм не ест, туалет за ней убери, цветы полей, потом выслушай по телефону от свекрови, что ты за мать, ребёнок опять кашляет, а от родной маман – почему у него аллергия на красные яблоки! Да не знаю я почему! Никто не знает. Наука бессильна. А теперь детёныш с маман на даче, а я – гуляй, рванина! Только по Стасику скучаю. Спасибо интернету, каждый вечер могу его мордуленцию видеть. Скоро ему одёжку в школу покупать. Господи, откуда на всё денег взять?! Клад найти или ограбить кого…

Женькин бывший денег ей не давал, в суд приносил справки с биржи труда, его алиментов хватало на оплату кошачьего корма сфинксу Рамзесу рентгеновской стройности. И, садясь на заднее сиденье оформленного на папу «Мерседеса», он, прежде чем дать отмашку водителю, озирался с осторожностью мелкого хищника: вдруг в кустах или за помойкой прячется хищник покрупнее.

– Учись у Люськи, – сказала Шидлик. – Она не пропадёт.

– Я так не хочу.

– А как ты хочешь? Как я?

– Так тоже не хочу.

– Тогда – что? В монастырь?

– Нет. Хочу настоящей любви.

– Понимаю. Никто не хочет поддельной. Но любовь – как джинсы. Ты покупаешь их в фирменном магазине без скидки в начале сезона, платишь кучу бабок, тебе дают чек, кладут твои порточки в блестящий пакет с красивой картинкой, а настоящие они или поддельные, будет ясно после первой стирки.

– Я вообще не люблю джинсы. Я люблю классические брюки из тонкой шерсти. Свободного кроя. С дорогим ремнём в тон.

– Ну, милая! Ещё скажи: «Люблю ботфорты!» И чтобы об них билась сабля. А где-то рядом болталось стремя.

– Не настаиваю, – скромно возразила я. – Но при случае не откажусь.

Мы с Шидликом решили подарить Люсе вазу, она давно жаловалась, что ей не хватает ваз. Пять штук – мало. У меня их две, целый год они стоят совершенно пустые, в день рождения я добавляю к ним трёхлитровую банку – и мне хватает. А ей не хватает!

Женька купила хрустальный кувшин на распродаже, тема подарка была закрыта.

– Лиз, ты в последнее время странная… – Она уставилась на меня зелёными глазами. Женька красивая и весёлая. Стремительная, у неё в руках всё горит. Моя прабабка про таких говорила: «Спорая». Как её муж мог с ней развестись?.. – Ты влюбилась. – Она не спрашивала, а утверждала. – Рассказывай.

Я не знала, что рассказывать.

«Ко мне по ночам во сне приходит огромный волк, которого я зову Вольфрамом за его волнующий баритон. Он превращается в двуногое чудовище, мы гуляем по лесам и рассуждаем о философии, астрономии, физике, поэзии и музыке. В последний раз его очень увлёк закон Ома. А когда не рассуждаем, то собираем землянику или купаемся в морях под луной. И не всегда от нашей Земли».

Женька работала в страховой медицине и знала моего папу. Я боялась, что эта история тут же получила бы нежелательное продолжение.

– Пока не о чем рассказывать, Жень. Мы едва зна-комы.

– Как «не о чем»? ФИО, возраст, прописка, диплом, оклад. Внешность. Семейное положение.

И тут я задумалась над семейным положением Вольфрама.

«Уважаемый волк, вы женаты? А как поживает ваша волчица? Ах, развелись? Скольким щенкам алименты платите? Всего пятнадцати? М-м… А сорок четыре выросли…»

Это – что касается волка. А что касается чудовища…

«Уважаемое чудовище, будьте любезны, просветите, пожалуйста: чудовищам можно жениться? Только на чудовищах или ещё на ком? И кто у них рождается? Неужели чудовища?!»

– Не женат, конечно. Это один наш клиент, вернее, его зам. Лет сорок пять. Брюнет. Симпатичный. Глаза жёлтые… Хорошие зубы. Но в наших отношениях всё так зыбко… И неясно…

– Сорок пять? Он не староват для тебя? Семнадцать лет разницы. Отношения далеко зашли? – не унималась подруга. Страховщики – они конкретные.

– Недалеко.

– Как хоть зовут твоего зыбкого и неясного?

– Вольф…

– Вольф?! Серьёзно?

– Да. А что? Как Мессинга. У Жириновского так папу звали.

– Он еврей?

Волки бывают евреями? У них вообще есть национальность?

– Не знаю.

– Богатый? – не унималась Женька.

Волки – богатые? Лапы, уши, хвост и никакой кредитной истории. А чудовища?

– Ну… Небедный.

– Главное – приличный бы был. А там назовешь сына Вовой – и о’кей.

В пятницу вечером я задержалась на работе (Люся заказала кафе на восемь тридцать) и, расправившись с делами, поползла к краю московской карты.

Навигатор каждые пять минут менял маршрут, предлагая микроавтобусу, в который я села у конечной станции метро, развернуться через две сплошные, броситься наперерез скорому поезду или перемахнуть через овраг. Но пункт назначения стабильно сигналил клетчатым флажком, обещая, что как угодно: через железную дорогу, овраги, наперерез потоку машин, – а я до него доберусь. Гораздо больше навигатора нервировал пассажир, усевшийся напротив. Из-под жёлтой бейсболки он сверлил воздух между нами взглядом, полным ненависти. Хотелось спросить: «Мы знакомы? Вы меня с кем-то спутали? Чем она провинилась перед вами? Обсчитала, недовесила? Бросила? Или уходить не хочет?»