После завтрака Бориса вновь потянуло в сон, он задремал тут же, на подсохшем немного лугу. Но спал он недолго. Рокот пролетавшего мимо вертолета разбудил его. Спросонья Борис жутко напугался: вдруг, это ищут его? Подняли вертолет, чтобы обозреть окрестности.
Он кинулся к ближайшей сосне укрыться под ее ветками. Но вертолет быстро улетел, а Борис еще долго не мог прийти в себя. Каким нелепым и ужасным было его внезапное пробуждение!
Весь день Борису нечем было заняться. Время тянулось мучительно медленно. Он хотел бы выспаться, но почему-то никак не мог уснуть. Несколько раз к нему приходило полудремотное состояние, но сразу же, первый же звук, любой шорох леса приводил его в сознание. Бориса одолевали тоскливые мысли. Он по-прежнему чувствовал себя глубоко несчастным. Все последние дни он был близок к безумию и очень устал от невыносимых размышлений и все растущей ненависти ко всему живому. Он старался меньше думать. Ему не было еще и семнадцати, жизнь только начиналась, он просто хотел уехать отсюда подальше, вырваться на волю в мир тепла и сытости. Он не задумывался даже о том, как будет жить без документов. Он ощущал лишь небольшой внутренний страх, скорее, даже не страх, а хорошо знакомое ему волнение от неопределенности, которая ожидала его впереди.
Кроме того, Бориса мучило и некое смутное желание. Сначала желание было неосознанным, он даже не мог понять, что именно ему хочется. Уставшие мысли его путались, но постепенно они приобрели конкретное очертание. Он понял, что хочет сходить в поселок. Борис испытывал противоречивые чувства. Он мечтал поскорей уехать отсюда, чтобы забыть опротивевшую ему жизнь, и в то же время его тянуло в поселок. Как будто там у него осталось недоделанным что-то очень важное. Он сам точно не знал, что именно. Вернее, знал, но боялся признаться себе, что его тянет на преступление, ему хочется опять испытать полную власть над своей жертвой, хочется расправиться с кем-нибудь еще, почувствовать торжество своей безнаказанности.
Разбуженная агрессивность завладела его разумом. Совсем недавно он никому не мог причинить физической боли. Но как все изменилось! В нем словно включилась неосознанная программа, толкающая его на убийства. Он превратился в злого отверженного волка, который будет рыскать в поисках новой добычи. Ему нужны были острые ощущения, он хотел забрать еще чью-то жизнь.
Борис не желал больше связываться и со стариками. Ему хотелось молодой крови, хотелось помериться силой со сверстниками, показать им свое превосходство, взять реванш за свои унижения. Теперь он чувствовал свою мощь. Какими жалкими, ничтожными стали казаться ему одноклассники! Он вспоминал свои унижения, и сердце его наполнялось гневом, он был готов растерзать всех своих обидчиков. Больше никому не будет пощады!
Впереди его ждала неопределенность, которой он боялся. Он знал, что жизнь его никогда больше не будет прежней, но его не тревожило, что будет потом. Завтра он будет далеко от этих мест. Но этим вечером он должен сходить в поселок.
Ему зачем-то захотелось вновь оказаться у курятника, посмотреть, что делается там, на теткином участке. Он не пошел к дому деда, а теперь вот ему захотелось побывать на месте первого своего убийства. Борис вдруг вспомнил, что слышал о том, что преступника часто тянет на место кровавого преступления. Он не знал, отчего так происходит. Но он хотел увидеть, быть может, в последний раз свой родиной поселок и, главное, отметиться, совершить очередное убийство. Убивая, он чувствовал собственное величие и могущество. И он хотел повторить эти ощущения, опять испытать скрытое наслаждение, смакуя свое превосходство. Ему приятно было вспомнить предсмертную агонию своих жертв, перерожденная душа его требовала повторения пройденного.
Нет, Борис не считал себя чудовищем. Жизнь состоит из страданий и смерти. Смерть вполне естественна. Он просто приближает смерть никчемных людей. Он избавил мир от злющей тетки, от напавшего на него деда, от бабки-накопительницы, избавит сегодня еще кого-нибудь от земных страданий. Его воспитывали в убеждении, что он сам никчемный ребенок, самая последняя тварь. Но своими убийствами он подсознательно доказал себе, что это не так. Единственным чувством, которым дышало теперь его тело, было нелепое желание убивать. Ему хотелось мстить роду человеческому за свои унижения. И он готовился к новому бою.
Борис понимал, что не сможет поднять руку на мать, хотя ему и снилась по ночам расправа над ней. Он ненавидел свою мать сейчас даже больше, чем прежде, однако был не в силах покарать ее. Он знал, что власть матери над ним кончилась, но не хотел больше видеть ее никогда. Да и домой он не пойдет. Там его могли ждать оперативники.
Борис валялся без дела на подсохшей лежанке и, чтобы занять свое воображение, стал представлять себе, что приведет под угрозой ножа на свою полянку симпатичную девушку, разденет ее, привяжет и будет измываться, унижать, избивать и насиловать. Он отрежет ей сосок на груди, вставить во влагалище нож.
Такие безумные мысли, порожденные его нездоровой психикой, впервые пришли ему в голову. Борис почувствовал, что начал возбуждаться. Его фантазия, лежащая за гранью рассудка, поглотила его. Появившееся дикое желание разогрело его воображение. Он стал обдумывать детали в уверенности, что сможет осуществить свой план.
Лучше всего было бы выследить Лену или другую какую-нибудь свою одноклассницу. Хотя это необязательно. Для удовлетворения сексуальных фантазий ему могла подойти любая девушка, какая подвернется под руку. Раньше его скрытое влечение к противоположному полу было подавлено, но сейчас власть тела и молодости требовала выхода. Ему страстно хотелось впервые испытать девичье тело, хотелось насилия над ним.
Борис попробовал острие ножа, срезав им несколько сучков, и собрался уже идти в поселок. Однако призадумался о том, что день в самом разгаре, народу будет много и его наверняка увидят. Лучше дождаться темноты и действовать в потемках. И вдруг как будто что-то пронзило его мозг острой болью, словно кто-то свыше услышал его мысли и грозно окрикнул его. Борису стало стыдно за свои мерзкие фантазии, похотливое возбуждение сразу улеглось, из глаз его потекли слезы. К тому же приступ кашля настиг его. Это простуда заявила о себе. Вообще-то он был на редкость здоровым ребенком, хотя и не занимался специально зарядкой и другими оздоровительными процедурами, кроме купания летом в ручье и карьере. Его организм стойко переносил и холод, и жару. Но пара ночей под открытым небом сделали свое дело. Другой подросток после таких ночевок свалился бы с воспалением легких или сильнейшей простудой. А Бориса пробрал только кашель и легкий озноб. Болеть ему сейчас было никак нельзя. Он подумал, что нужно будет купить меда или малинового варенья. Но это завтра, в Орле.
Стыд, пронзивший Бориса, быстро улетучился, совесть больше не беспокоила его. Она словно уснула, удостоверившись, что этого юношу теперь уже ничем не пронять. Он переступил некую незримую грань и принадлежал теперь к той редкой породе "необыкновенных", а в сущности, бессовестных людей, которым наплевать на нравственные нормы, которые считают, что имеют право совершать любые злодеяния. Он переборол свою склонность к послушанию, переборол свою доброту. Он стал сильным и беспощадным. Но если раньше его презирали и унижали, то теперь он сам способен унижать, отнимать, насиловать. Он больше ни перед кем не будет пресмыкаться и приклоняться, и, если понадобится, ради достижения своей цели готов перешагнуть любое препятствие, переступить через любой труп. Выполняя свои желания, он способен лишить жизни любого, кто подвернется ему под руку. И новое, задуманное им убийство должно будет подтвердить все это.