Смерть стариков раззадорила Бориса, он жаждал новой жертвы. Его бунт, бунт изгоя, кровавый и бессмысленный, чем-то был похож на бунт обиженных жизнью людей во время кровавой революции. Они, совсем недавно униженные и бесправные, выходят громить и убивать прежних хозяев жизни, не задумываясь о сострадании и последствиях, испытывая сладостные чувства в момент расправы над своими бывшими повелителями, считавшими себя цветом нации.
Конечно, Борис никого не потащит сюда на стоянку, как хотел раньше. Зачем рисковать? Ведь у него есть цель попасть на море. Он мечтал поскорее исполнить две вещи: сходить в поселок и отправиться в путешествие. Предстоящая поездка к морю согревала его душу. Теперь он наконец-то был близок к исполнению своей давней мечты. Совсем недавно эта мечта казалась такой отдаленной, трудно выполнимой, и вот сейчас она станет реальностью. У Бориса появились деньги, много теперь уже его личных денег, которые он будет тратить в Сочи по собственному усмотрению. Главное не проспать после возвращения из поселка.
Борис решил, что встанет перед рассветом и пойдет опять на полустанок за Ольгинкой. Он с нетерпением ожидал, когда же наступит вечер. Юноша так и не развел костер, питаясь всухомятку консервами. Он находился в предвкушении нового убийства. Как только солнышко пошло на посадку, он взял нож, веревку, фонарик и двинулся в поселок. У него почему-то побаливал подбородок. Скорее всего, он ударился где-то, хотя и не помнил где. Мягкая щетина, еще не слишком наглая, оккупировала его кожу. Он подумал, что хорошо было бы почистить зубы и побриться, словно он шел на свидание, а не охоту. Дома он привык чистить зубы каждый день и испытывал некий дискомфорт, ощущая остатки пищи у себя во рту.
В последнее время он стал и бриться. Приблизительно год назад у Бориса выросли усики, торчащие во все стороны. Они неуклюже свисали к кончикам губ и совсем не шли юноше, делая его облик еще более нелепым. А в последнее время стали активно расти волосы на подбородке. Причем, преимущественно в двух местах. Переплетаясь, эти волосы образовывали нечто похожее на маленькую козлиную бородку. Усики и бородка стали очередным поводом для насмешек матери, которая сравнивала сына с козлом. Отпускали шутки в адрес Бориса и его одноклассники.
В лесу ни бритвенных принадлежностей, ни зубной пасты со щеткой у Бориса, конечно, не было. Он решил, что обязательно купит все это в Орле перед отправлением поезда.
Юноша шел в поселок с твердым намерением совершить свое очередное преступление. Необузданный инстинкт гнал его. В его мозгу словно включилась некая программа на убийство. У него еще не выработался свой, характерный ему, почерк преступлений. Он был в поиске. Ему нравилось действовать ножом и бить им в шею, но хотелось и удушить кого-нибудь так, как во сне он душил свою мать.
С волнением Борис вышел к поселку. Здесь он родился и вырос, здесь он знал почти каждую тропинку, каждый дом, почти каждый куст. Этот поселок был для него всем миром. Но он не любил его, не врос прочно корнями в землю, не чувствовал себя здесь хозяином. Отсюда он хотел вырваться на свободу. Он знал, что его поселок вовсе не край жизни, мир состоит из множества других поселков, деревень и городов, которые манили юношу. Здесь же годами, десятилетиями ничего не менялось. Провинциальный поселок был таким же, каким он был десять, двадцать, сорок лет назад. Те же улицы, те же дома. Менялись лишь люди. Одни умирали, другие рождались и взрослели.
Повзрослел и Борис. Он приспособился к жизни, которую ему навязали, он научился терпеть, он привык к унижениям и оскорблениям. И вот он пришел сюда, чтобы мстить. Он вырос, чтобы стать убийцей.
Темнота уже поглотила землю, зажглись тусклые фонари. Борис выбрал неосвещенное место под деревьями рядом с улицей и затаился. До его дома отсюда было совсем недалеко. Пересечь пару улиц, пройти мимо хлебопекарни и продовольственного магазина. Но домой он не пойдет. Сама мысль о том, что он может увидеть мать, привела его в нервную дрожь. Он по-прежнему боялся ее и хотел окончательно порвать с этой женщиной, забыть о ее существовании. Да, во сне он казнил мать, но наяву понимал, что не сможет даже приблизиться к ней. Душить он будет кого-нибудь другого.
Борис стоял во тьме деревьев и как хищник, выслеживающий свою жертву, неподвижно наблюдал за дорогой. Он чувствовал себя уверенно, он хотел еще раз доказать самому себе, что умеет нападать и биться, что сила на его стороне и он способен убить любого, кого сочтет нужным. С каким наслаждением он отнял бы жизнь у Ленки! Как хорошо было бы встретить Димку! Борис больше не боялся его. Если бы одноклассник появился сейчас в поле зрения, если бы он был один Борис, без сомнений, напал бы на него. С большим удовольствием он растерзал бы этого негодяя, разбил бы ему лицо, изорвал одежду, задушил, отрезал бы ему член и перерезал горло! Но время шло, а знакомых не было. А он обязательно должен был убить кого-нибудь. Ему так хотелось этого!
Волнение его улеглось, Борис был спокоен. Удивительно спокоен. Словно не было череды убийств, словно он пришел не за новой жертвой, а просто стоял и отдыхал после трудного дня. Голова его слегка кружилась, но это было, скорее, следствием легкого недомогания, а не волнения.
Довольно долго дорога была почти пуста, пару раз появлялись лишь старики. Но вот Борис увидел одинокую девушку. Он не мог рассмотреть ее лица, однако в фигуре барышни угадывалось что-то знакомое. Борис не знал, кто она и как ее зовут. Похоже, девушка была ненамного старше его и он видел ее в школе или встречал на улицах поселка. Скорее всего, живет здесь поблизости.
Борис решил, что она как раз подойдет ему. Пусть именно эта девушка станет его жертвой. Конечно, она не унижала Бориса и не надсмехалась над ним. Но кто-то должен был сегодня погибнуть. Борису хотелось увидеть ее кровь и предсмертные муки. Он решил надругаться над ней и почувствовал сексуальное возбуждение. Его не волновало, что в этот не слишком поздний час случайные прохожие могут увидеть расправу. Глупые людишки даже не поймут, за что он убьет сейчас эту барышню. Ну и пусть.
Борис достал свой нож и веревку. Стараясь не шуметь, он вынырнул из темного укрытия. Уже знакомая ему дикая сила вновь завладела им, наполняя тело энергией и решимостью. Он не чувствовал сомнений и жалости. Жалеть ему было нельзя: жалость это признак слабости.
Негодяй быстро нагнал девушку и, не раздумывая, сходу всадил ей нож в бок. Нож вошел легко, почти всем лезвием. Девушка не сразу поняла, что за боль пронзила ее, она не успела даже обернуться и испугаться, а напавший сзади Борис накинул уже веревку на ее горло и стал душить с остервенением, так, как он душил свою мать во сне. Девушка попыталась вырваться и закричать, но крика не получилось: было слишком поздно.
Чувство превосходства завладело Борисом. Нет, он ничего не имел против этого хрупкого создания. Он просто воплощал свой сон, а заодно освобождал ее от земных мук. Девушка не могла обернуться, не могла позвать на помощь. Вскоре она медленно повалилась на колени, начала хрипеть и перестала сопротивляться совсем. Но Борис еще некоторое время продолжал сдавливать свою веревку. Наконец он понял, что дело сделано, и нехотя, без страсти, опрокинул тело на землю.
Борис не видел ее лица, пока душил. Сейчас он смог рассмотреть его. Симпатичное личико портила застывшая на нем недоуменная с отпечатком ужаса гримаса. Но большие, готовые вылезти из орбит глаза, застекленевший взгляд возбудил убийцу еще больше. Борис распахнул куртку жертвы, расстегнул молнию на ее джинсах, затем не без труда стащил джинсы до колен и разорвал трусики. И тут остановился, не стал спускать с себя штаны и наваливаться на барышню. Он никогда еще не занимался сексом и даже не видел порнографических фильмов. Интимное место девушки смутило его. В нерешительности, он ощупал волосатый лобок и, подняв руку выше, почувствовал что-то липкое на животе. Борис понял, что случайно запачкался кровью, которая все еще струится из-под ножа. Ему вдруг стало не по себе. Возбуждение сразу улеглось. Какой-то щелчок раздался внутри головы, словно кто-то огрел его камнем по черепу. Борис почувствовал приближающуюся тошноту и бросился прочь, оставив на месте преступления веревку и свой нож.