– Поскольку вам дали довольствия?
Мы дружно отозвались:
– По семь рублей!
– Не густо, за четверо суток проедите все. Ну, да ладно, резерв у меня есть. Только не вздумайте лазить по вагонам-ресторанам. Вы мне нужны без всяких желудочных расстройств.
Затем, вытащив из кармана четвертной, приказал одному из парней:
– У тебя пятнадцать минут, живо сгоняй в аптеку и возьми сорок штук гематогена.
Тот понимающе кивнул и испарился, а я озадаченно глянул на майора.
– Что смотришь? Вот вам второй четвертной, дуйте за минералкой. Берите ящик.
– А где? – растерялся я.
– Он знает.
И мы побежали… Бегаю я хорошо, но парень сразу ушел в отрыв. Слава богу, бежать пришлось только до ресторана. Обратно мы мчались с ящиком на перевес. Мой сослуживец летел впереди, как «Катти Сарк»* на всех парусах. Я с трудом поспевал за ним, то и дело, стукаясь коленками о ящик, и с замиранием сердца прислушивался к мелодичному звяканью бутылок.
Как ни странно, к отправлению мы успели. Когда мы затащили ящик в купе, майор за руку вывел меня в коридор и недовольно сказал:
– Плохо, товарищ солдат! Вам всему надо учиться.
– А почему только мне? – обиделся я, забыв, что старшему по званию не возражают.
– Они лучше бегают, – отрезал майор, словно так и надо.
Я оскорбился:
– Но у меня золотой значок ГТО!
– Особые войска, особые требования. У нас вы должны быть, как минимум, кандидатом в мастера спорта. Еще немного, и вы меня разочаруете.
Он посмотрел на меня, и я впервые увидел, что глаза у него не просто светлые. Радужки были настолько бледными, что почти сливались с белками. Я поперхнулся. Майор явно хотел что-то сказать, но промолчал. Мы вернулись в купе и тут, поезд тронулся.
– Ну, что, вздрогнули! – провозгласил майор, и раздал всем по плитке гематогена. Ребята оживились и зашелестели обертками…
… Жрать эту дрянь четыре дня невозможно. И если мои соседи по купе после каждой плитки розовели, то я, просто, зеленел. С детства не терплю эту приторную гадость, а ватрушки подозрительно быстро закончились. К концу пути один только вид гематогена вызывал тошноту, а майор становился все более и более мрачным. Наконец, он вывел меня в коридор, сунул в руку червонец и сухо обронил:
– Ну, если ты такой отважный, пойди, поешь в ресторане.
Даже пересоленная солянка и курица – «марафонец» плавающая в жидком пюре, показались мне райским наслаждением. Так что из ресторана, к удивлению майора, я вернулся полный сил и бодрости.
Наконец, путешествие закончилось. Глянув на залитую солнцем степь, я с ужасом подумал о строевых занятиях и неизбежных ожогах на лице. На убогой саманной халупе красовалась гордая надпись «Коктас». А на том, что с трудом можно было назвать перроном, нас ждал «УАЗик» с затемненными стеклами. Майор ткнул в него пальцем и скомандовал:
– Залезай!
Населенного пункта около станции не было. Зачем она стоит посреди степи, я так и не понял. Мы просто погрузились и машина сорвалась с места. Водитель мне показался слегка чокнутым. По мерзкой грунтовке он гнал со скоростью сто километров в час. Трясло так, что зубы с трудом удерживались в челюстях. На особо коварной колдобине нас подбросило с такой силой, что ребята охнули, а я прикусил язык. Невозмутимым оставался только майор. Если бы я только мог предполагать, что эта гонка продлится более четырех часов… лучше бы я пошел в стройбат.
Откуда взялись строения посреди степи мы не поняли, но машина лихо затормозила уже в гараже. Без церемоний, вытряхнув всех из салона, майор, через внутреннюю дверь, провел нас в какую-то комнату, где нам велели раздеться и отправили в душ, со строгим приказом экономить воду и не сильно размываться. Из душа мы вышли в предбанник, в котором бравый прапорщик выдал нам новую форму. В нее, кроме белья, входили: песочного цвета х/б, достаточно удобные ботинки на высокой шнуровке, широкополая армейская панама, тонкие белые перчатки и огромные темные очки, завершал комплект крем для защиты от ультрафиолетового излучения. После чего мы переоделись и отправились в казарму.
К моему изумлению, казарма состояла из комнат, на пять человек. В нашей комнате уже располагались двое ребят, которые радостно нас приветствовали. Первые два дня мы ничего не делали. Только отдыхали и ходили в столовую. Кормили хорошо, но этот гематоген… Его давали трижды в день, есть я это не мог, выкидывать было жалко, поэтому, пока, складывал в тумбочку.
Наконец нас вызвали на строевой смотр. Проводили его в сумерках, а когда совсем стемнело, включили прожектора. Мы стояли на вытяжку и ждали, что же нам скажут отцы-командиры. Первым вперед вышел наш майор.