На улице совсем стемнело, давно пора было вернуться домой, чтобы избежать лишних расспросов родителей. Теперь придется им врать…
— Не обманывай меня только никогда, хорошо? — тихо попросила Таймер. — Я плохо умею прощать ложь.
— Хорошо, — обещал Бриг.
Они наконец расстались. Дартон исчез в темноте улицы, а Рони, потребовав от своего парня честности, пошла обманывать родителей. Она действительно не любила ложь, а то, что приходилось выдумывать что-то для успокоения родителей, это же совсем другое?
Не так ли?
Глава 8
В тот день Рони задержалась у Синти после школы и возвращалась домой хмурая и недовольная. Погода неожиданно испортилась. У порога лета налетел холодный ветер, принес с собой тяжелые, полные дождя тучи, закрывшие солнце, и город погрузился в какое-то сюрреалистическое подобие зеленой осени.
Бриг был занят, а Синти так утомила своей болтовней, что от дозы хорошего настроения, отмеренного на этот вечер, ничего не осталось.
Едва прикрыв за собой входную дверь, Рони поняла, что в доме что-то не так. Напряжение?
Отец не появился из гостиной, чтобы встретить дочь и даже не ответил на громкое приветствие. И запах. Девушка почувствовала сладковатый аромат маминых успокоительных капель.
Оставив на полу школьную сумку, она прошла в гостиную.
— Что-то случилось, пап? Что с мамой?
Суровый, обвинительный взгляд отца подтвердил опасения дочери. Надвигался тяжелый разговор. Но о чем? Что стало известно родителям?
— Мама ждет тебя в своей комнате, — сухо бросил мистер Таймер, демонстративно возвращаясь к чтению газеты.
Рони прошла в малую гостиную, служившую для миссис Таймер комнатой для отдыха и занятиями рукоделием.
Мама сидела в кресле у маленького столика, и по её красным глазам Рони поняла, что Линда плакала, а на столике лежала книга.
И не просто книга, ужаснулась Рони, узнав переплет, а особая книга, гораздо откровеннее той, что когда-то оставила в комнате дочери миссис Таймер для общего развития. Издание, что лежало на столе, было не для ознакомления и отнюдь не для подростков. Это была книга для тех, кто уже вступил во взрослую жизнь и об отношении полов был далеко не ханжеского мнения.
— Воробышек, я за тебя болею… — вспомнились слова Брига при последнем скандале в доме. Кажется, они ей сейчас опять пригодятся.
Что удивительно, Рони совершенно не чувствовала себя виноватой.
Ей было неловко, да.
Она была смущена.
Но никакого стыда не испытывала. Нет.
Рони вдруг почувствовала злость от осознания, что мама рылась в её комнате и не просто заглядывала в шкафы, но и копалась во всех ящиках в поиске потайных мест. А значит, нашла и таблетки.
А как же! Вон и они.
Полоска едва торчала из-под книжки. Их, наверное, собирались использовать серьезной уликой чуть позже.
Разговор с матерью остался в памяти Рони раной, которая со временем прикроется новой кожей, но навсегда оставит безобразный шрам.
Мама пыталась вызвать в дочери чувство стыда. Когда это не получилось, стала использовать слова и взгляды, задачей которых было просто унизить. А Рони вместо этого чувствовала, как между ней и матерью растет невидимая пропасть. Или стена.
Наверное, она была всегда, возведенная отчужденностью родителей, их стремлением насаждать строгие правила. Во время разговора в сумеречной гостиной, под аккомпанемент тяжелого дождя за окном, стена становилась все толще — настолько, что еще немного, и стала бы видимой. И вместо смущения Рони чувствовала раздражение и злость. И жгучее желание сделать больно сидящей перед ней женщине, которая, кажется, никогда в жизни не была по-настоящему счастлива. Разве ханжество, брезгливость, непонимание матери не от того, что Линде Таймер не знакомо настоящее влечение и счастье быть желанной? Подобные мысли поразили Рони, остудив на мгновение гнев, но еще через мгновение она безжалостно ударила словами в открывшееся догадкой больное место и, не слыша слов матери и приказов отца, выскочила на улицу под дождь без плаща и зонта, в домашних тапочках.
Рони должна была найти Брига. В карманах оказалось всего несколько монет, и сначала девушка поехала в бар, где они с Бригом часто бывали с тремя Ка. Клайд и Кит встретили её удивленными взглядами. Но где находился её парень, они не знали.
— Кажется, его нет в городе, — предположил Кит. — Оставайся пока с нами, потом что-нибудь придумаем, если домой возвращаться не хочешь.
Рони отказалась. Она надеялась, что ребята ошиблись, и Бриг окажется в кроличьей норе или вернется в нее позже, ночью. Страшно было ехать одной в район серых высоток, но оставаться рядом с Клайдом не хотелось еще больше. Красавчик даже не прятал вызывающе горячих взглядов в её сторону, пока Дартона не было поблизости.
Вздрагивая от всех звуков и с опаской поглядывая на редких прохожих, Рони добралась до норы. Она давно уже догадалась, что это квартира именно Брига, а не какого-то таинственного друга, но не заговаривала об этом. Бриг наврал. И, похоже, не собирался признаваться, а вынуждать его говорить неправду ей не хотелось. Наверное, девушка сама была виновата, когда так нелестно отозвалась и о районе высоток, и о самой квартире.
Глупая, какая она была глупая! В тесной, маленькой кроличье норе вместе с Бригом она чувствовала себя больше дома, чем в просторном, безупречно убранном доме Таймеров.
Продрогшая и мокрая насквозь, Рони просидела под дверью квартиры до утра. Она боялась находиться одна на лестничной площадке, но вновь оказаться ночью на улицах квартала серых высоток казалось еще более опасным. Таймер жалела, что не осталась в баре с Китом и даже Клайдом и, слушая напряженный стук собственных зубов и едва сдерживая напряженный танец дрожи собственного тела, ждала наступления утра, чтобы пойти домой. То, что родители сходят с ума от волнения и страха и ищут дочь, Рони понимала и даже испытывала запоздалое чувство вины, особенно перед мамой, но ничего не могла изменить.
Когда за окном рассвело, девушка попыталась добраться до дома. Попыталась, потому что на автобусной остановке ей стало так плохо, что она свалилась под ноги прохожим, с трудом удерживая связь с реальностью, и все повторяла в склонившиеся над ней темные пятна чужих лиц:
— Бриг, Рони Таймер, Бриг, Рони Таймер.
Приезд скорой помощи и дорогу в больницу девушка не помнила, перед глазами была толстая пелена тумана, в котором возникали тени, почти бесцветные, звуки тоже были, но так далеко, что почти не достигали её ушей.
Потом было резкое просветление, и Рони увидела над собой лицо медсестры и трубки капельницы, после чего провалилась в теплую темноту без звуков, цвета и времени.
Возвращение в сознание и относительно сносное самочувствие случилось утром — следующего или более позднего дня. Рони открыла глаза, привыкая к свету и прислушиваясь к собственным ощущениям, отмечая большую слабость, легкую тошноту, но в остальном боли или неудобств не было. Потом она увидела рядом с собой маму.
Миссис Таймер сидела у кровати дочери. Хотя лицо матери несло следы бессонных ночей и переживаний, выглядела она, как всегда, спокойной и собранной.
Увидев, что дочь пришла в себя, Линда привстала, но сдержав порыв, мягко улыбнулась и протянула руку, коснувшись плеча Рони.
— Все хорошо. Теперь все будет хорошо. Как же ты нас напугала.
— Бриг приходил? — спросила Рони, удивляясь слабости своего голоса. Что такое с ней случилось?
— Ты пробыла в больнице два дня, но сегодня или завтра утром нам можно будет забрать тебя домой, — говорила миссис Таймер.
— Мама, я спросила про Брига, — настойчиво повторила Рони, впиваясь взглядом в лицо Линды.
— У тебя была такая высокая температура, что ты теряла сознание. Сказали, что это реакция ослабленного организма на сильную инфекцию. Ослабленного, — выделила последнее слово Линда.
— Мама! — Рони попыталась привстать на локтях.
— Тебя ждет постельный режим, правильное питание, много витаминов.