У них появились друзья, несколько молодых пар и группа местных ребят, с которыми Бриг играл в волейбол и иногда — в парке — в баскетбол. Случайные знакомые, такие же юные, с которыми весело было зависнуть вечером в одном из ресторанов или клубов или просто поболтать. Но чаще всего Рони и Бриг искали уединения посреди всеобщей суеты, спрятавшись под одним зонтом, примостившись на один барный стул, вцепившись в один надувной круг.
Возвращаясь из города, они часто сидели недалеко от дома Джастины среди камней, глядя на море и небо, слушали шелест волн и биение своих сердец. Ночи сыпали на их плечи звёздную пыль и пели песни о вечной Любви.
Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но Рони отравилась мидиями в первый же вечер и никак не могла прийти в себя, продолжая чувствовать тошноту по утрам, иногда теряя аппетит и странно реагируя на знакомые вкусы. Подобное начало дня плохо сказывалось на её настроении. Особенно, если она ловила заинтересованные взгляды других девушек на Брига, или когда его слишком настойчиво звали новые знакомые на партию в волейбол. Ревность, а это была именно она, рисовала картины, в которых Бриг одаривал мир и находившихся в нем девчонок теплыми улыбками. Ну разве запретишь ему улыбаться? А когда он счастлив, его улыбки становились просто ослепительными. Но слепить они должны только её, и никого другого. А глаза! От одного его взгляда у Рони могли начать дрожать коленки, а значит, не только у нее.
Поэтому Солнечная девочка начинала хмуриться и беспричинно ворчать, а еще сыпать недовольными репликами, совершенно обескураживая Брига.
Если бы не молодость и неопытность, то Таймер могла догадаться, что неисчерпаемое терпение её парня к беспочвенным претензиям и было самым ярким доказательством, насколько она ему небезразлична.
Бриг был готов сдувать с Рони песчинки и осторожно ловить поцелуями соленые слезы, лишь бы на душе у Солнечной девочки не оставалось серых туч. Но девушка была слишком молода и ворчала, как старая бабка, пока не настал момент, когда Бригу нужно было съездить домой на несколько дней из-за работы.
Таймер проводила его рекой слез, но и потайной радостью, что местные обладательницы красивых и любопытных глаз успеют разъехаться за эти дни с курорта или найти другой объект для воздыхания, а времени заводить новые знакомства после возвращения Дартона у них не останется.
— Не унывай, племянница, — успокаивала её Джастина, — пока нет Брига, мы займемся твоей внешностью и здоровьем, чтобы когда он вернулся, то расстался с последними крошками сердца, которые еще не в твоих руках.
— Что ты хочешь со мной сделать, если именно такая, как сейчас, я ему и нравлюсь? — искренне удивилась Рони.
— Совсем немного! Совсем немного! Всегда есть место для совершенства. Например, у тебя роскошные волосы — густые, волнистые, но цвет…
— А что с ним?
— Он слишком обычный. Мы его освежим, чтобы ты стала настоящей Солнечной девочкой, как зовет тебя Бриг. А день в салоне красоты еще ни одной женщине не повредил.
Так, по настоянию тетки, ближайшие дни были посвящены красоте и здоровью. Второе направление деятельности Джастины возникло ненавязчиво, но настойчиво.
— О, Рони, красота и здоровье — это одно целое, никогда не будет лишним наведаться к приятному врачу, особенно такому, как мой домашний доктор мистер Бен Стеринг. Это, конечно, не семьдесят, но точно не менее сорока килограмм обаяния. И глаза! Рони, какие умные у него глаза! Он смотрит так, словно все знает. И обо мне и обо всем мире вокруг. Все-таки вовремя ты наелась мидий, чтобы дать мне возможность еще раз оценить его взгляд.
Так ничего не подозревающая Рони попала сначала на осмотр к Бену Стерингу, чтобы дать повод Джастине поговорить с врачом, а потом они почему-то оказались в кабинетах интерниста и гинеколога.
После посещения парикмахерской и салона красоты Солнечная девочка ощущала себя девочкой Золотой из-за того, как стала выглядеть, а также из-за того, сколько это стоило. Но из уст врача прозвучало ТАКОЕ, что перевернуло мир с ног на голову и поставило обратно. На несколько минут Таймер потеряла способность говорить, машинально выслушивая наставления врача, и ощутила себя девочкой фарфоровой с неестественно большими глазами и глупой улыбкой на застывшем лице.
— Чему ты так удивляешься? — говорила Джастина по дороге к стоянке машин. — Скажешь, у тебя не было задержки?
— Была, но они у меня случаются, — проговорила Рони спотыкаясь и грозясь стать девочкой Безногой. Тетка схватила её за руку.
— И ты наивно верила в коварство мидий?
— Конечно.
— И тебя не настораживал всплеск эмоций последних двух недель?
— Это все от ревности, — прошептала девушка.
Её голос быстро терял громкость, улыбка, наконец, сползала с лица, оставляя на нем выражение полного отсутствия понимания случившегося.
— Значит, ты все уже знала? — развернулась Рони к Джастине.
— Подозревала.
— И посещение врачей было не ради глаз Бена Стеринга?
— Ради них тоже, — призналась тетка.
Таймер замерла перед тем, как сесть в машину и развела руками в стороны жестом искреннего изумления.
— Зачем тогда мы ходили в салон и парикмахерскую?
— Завтра приезжает Бриг? Так вот для того, чтобы он сначала оказался сражен твоей красотой, а только потом тем, что ты ему сообщишь.
— Ой, что же делать, что же делать? — запричитала Рони, захлебываясь в волнах паники.
— В машину садиться, — теряя терпение, приказала Джастина, — и поговорить с Бригом, а для этого ты готова.
Рони отчаянно мотала головой:
— Да, да, внешне ты готова, как праздничный торт, — настаивала тетка, выруливая со стоянки, — а внутренне… поверь, дорогая моя, есть вещи, к которым нельзя приготовиться, но, тем не менее, их нужно делать вовремя. А значит — завтра.
Глава 14
Почему Воронёнок, Роман?
Заканчивался рабочий день, вернее, сначала закончилась рабочая ночь, когда в гараже работало лишь три человека за закрытыми от любопытных глаз дверями, и теперь подходил к концу обычный рабочий день. Бриг уговорил хозяина на беспрерывные две смены — ему нужны были деньги и он собирался вернуться еще на пару дней к Рони.
Вечер был жарким и оранжево-золотым. Цыган вынес во двор стул и сидел, потягивая пиво, недалеко от заканчивающих уборку инвентаря рабочих. Он только что переговорил с Бригом о его планах, и, покачав головой, назвал парня Воронёнком. Расплавившийся от переливавшегося внутри теплым шаром счастья или разомлев от усталости и красоты вечера, Бриг решил снова пристать к цыгану с интересовавшим его вопросом.
— У меня же нет черных глаз или смоляных волос, даже длинного или изогнутого носа нет? Я же совсем не похож на птицу и тем более — ворона?
Роман окинул его изучающим взглядом и хмыкнул.
— Не похож. Да только сдается мне, что тебя не за внешность Воронёнком назвали.
— За что тогда?
— Тебе, может быть, досталась самая паршивая мать в мире, но за одно ты можешь быть ей абсолютно благодарен, она зачала и родила тебя под самыми счастливыми звездами.
— О чем ты?
— Так выпутаться из истории с угоном!
Бриг болезненно поморщился.
— Кому повезло в той истории, так это Киту.
Роман ответил не сразу, погладил свой круглый пивной живот, поправил посветлевшие от седины черные кудри.
— Мелкому паршивцу повезло, не спорю. Но работу он потерял и на пару километров ко мне близко больше не подойдет, доверия к нему еще меньше стало, а Аэродром слухами живет, сам знаешь. Да и долг перед Саймоном как был, так и остался.
— Ты и про долг его знаешь?
— Аэродром, Воронёнок… слухами полнится…
— А что Саймон? — осторожно спросил Бриг, делая вид, что его не сильно интересует ответ.
— А что с ним? Приоделся. Квартиру снял недалеко от Сары. Машину мне новую подгонял для проверки. Хорошая, добротная Тойота. Друзей только он себе неправильных в тюрьме выбрал. Чужаков Аэродром не любит.