Что это было? Бегство от болезни и боли, неизбежной смерти, ожидание которой было пыткой, или от Кэт и надоевшей жизни? Разве можно понять отношения между людьми, которые волей судьбы были родителями Брига? Любовь? Ненависть? Привычка, доведенная до болезненной зависимости друг от друга? В их извращенном мире все эмоции и чувства были тоже извращены до неузнаваемости.
А до Брига, как обычно, не было никакого дела. Даже о болезни Сэга он узнал лишь от патологоанатома и после разговора с приятелями отчима по игре в карты. Да, Бриг исчез из жизни родителей и даже решил не говорить о своей свадьбе, но найти человека на Аэродроме можно было и без адреса. Передать сообщение через Романа. Сказать о болезни, когда Бриг привел с собой Рони. Отчим тогда уже казался уставшим, плохо выглядел и неприятно кашлял. Теперь стало понятным, почему.
Но Сэг не захотел говорить своему то ли сыну, то ли пасынку. В их отношениях они так и не определились на этот счет. Бриг никогда не называл мужчину отцом. Сэг обращался к нему: сын, подкидыш, отродье. Последние годы звал чаще по имени.
Стоило ли Бригу теперь изводить себя чувством вины, что ничего не знал о болезни отчима?
Изменило бы это что-нибудь?
Нет.
Парень окинул быстрым взглядом опустевшую комнату и после недолгих размышлений решил ничего из нее не брать. Первым желанием было оставить себе на память часы Сэга, дешевую имитацию Ролекс, потемневшую от времени. К чести подделки, часы работали исправно, словно были настоящими. Или он мог взять один из трех круглых камушков, лежавших сейчас на комоде в маленькой чашечке. Они валялись на полу возле безжизненной руки Сэга. Отчим вертел камушки в ладони на удачу, сколько Бриг себя помнил. Наверное, камушки плохо работали, или удача не слышала их едва различимый перестук.
Нет, пусть все остается в этой квартире, не знавшей счастья. Иначе у Брига просто не останется шанса когда-нибудь освободиться от липких, тошнотворных воспоминаний.
Уходя, он сунул в руки матери оставшиеся купюры.
— Чтобы не смела приходить ко мне, поняла? — рявкнул он на Кэт. — Я сам буду приносить тебе деньги.
Женщина криво усмехнулась. От непривычной сдержанности, проявленной ей на похоронах, не осталось уже ни следа.
— А ты приноси, приноси побольше, сыночек, и я не буду вас тревожить.
Пьяная, опухшая, безобразная, она смела угрожать и пыталась завязывать невидимые путы. Потеряв сожителя, Кэт потянула цепкие пальцы к сыну.
Выйдя на улицу, Бриг не мог освободиться от своих мыслей и мерзкой смеси раздражения и чувства вины.
Его отношение к Кэт, и то, как он с ней разговаривал, было унизительным, но он не мог по-другому. У Брига не получалось определиться со своим отношением к родителям. Сколько раз, уходя из их квартиры, он обещал себе уйти навсегда! Ведь смог же Клиф порвать все отношения со своей семьей? Почему Бригу не удаётся? Мечтал освободиться от этих людей, выдумывал не случившиеся автомобильные катастрофы, пропадал на долгие месяцы, но жалость, совесть, извращенная смесь любви и ненависти заставляли его раз за разом возвращаться.
Долгие годы жертвой немилостивой Судьбы Бриг считал Кэт, но со временем его отношение к матери менялось. Это отчим вспоминал, что ребенка нужно покормить, изредка приносил ему конфетки или жевательные резинки, отвел его в школу недалеко от дома. Заботу о теряющей человеческий облик Кэт бывший сутенер тоже принял безропотно. Хотя трудно было разобрать, кто из них кого топил.
Так ли это теперь было важно? Утонули оба.
Но как бы ни привык Бриг к дну, на котором оказались его родители, смерть отчима стала для него ударом. В душе что-то лопнуло и кровоточило. Мать вызывала не просто презрение, она внушала ему в последние дни ужас.
Выйдя на улицу, Бриг понял, что не может вернуться домой, к Рони. Не сейчас, когда ему казалось, что он пропитался запахом квартиры, из которой только что вышел. Запахом пороков и ненависти, к которому добавился тошнотворный запах смерти. Рождественские гирлянды раскачивал ветер, и с них сыпались капли дождя. Наверное, теперь его память свяжет смерть Сэга с мокрой Рождественской иллюминацией. И запахом Аэродрома.
Как возвращаться со всем этим к Солнечной девочке?
Бриг полез в карманы и понял, что несколько минут назад опрометчиво остался без денег и пошел к Клайду. Красавчик, у которого, кроме полуслепой бабушки, никого из родственников не осталось, все еще жил на окраине Аэродрома. Район их несчастливого детства потихоньку менялся к лучшему, так что нежелание друга искать другое место жительства, которое обязательно повлечет за собой увеличение расходов на квартплату, было понятным.
Бригу открыла высокая смазливая девушка с длинными, ниже пояса, волосами.
Женщин себе Клайд выбирал постарше и в соответствии с платежеспособностью. Он редко приводил их домой, только если мог что-то выгадать на жалости к прошлому. Но чаще всего принадлежность к Аэродрому не добавляла положительных черт к образу безжалостного сердцееда и держалась от любовниц в секрете. Судя по длинноногой русалке, открывшей дверь, бывали у Красавчика знакомые не только для улучшения финансового положения, но и для души и тела.
— А его нет, — протянула девушка, томно улыбаясь.
— Тогда дай мне денег. Потом скажешь Клайду, что заходил Дарт.
— Ну, я не знаю, — запела русалка.
Бриг нетерпеливо перебил:
— На кухне в шкафу слева, третий ящик, под салфетками. Там всегда есть долларов тридцать. Неси все, что найдешь.
Выражение лица гостя или же его настойчивый голос, наконец, возымели действие, и Русалка, обиженно поджав пухлую нижнюю губу, уплыла в сторону кухни, чтобы вскоре вернуться.
— Не считала, — она сунула в руки Брига несколько бумажек. — Что сказать Клайду? Что Дарт его ограбил или что принуждал меня к сотрудничеству? — девушка застыла в эффектной позе, подчеркивая двусмысленность своих слов.
— Что хочешь, то и говори,
Бриг уже бежал по ступенькам вниз.
Два часа спустя он заливал холод и боль последних дней у Сары. Где еще было топить подобные эмоции, как не в сердце Аэродрома? В баре было многолюдно, шумно, непривычно. Последние годы Дартон редко бывал в подобных местах и редко выпивал, но сегодня вечером не мог остановиться. Хотелось хоть на короткое время забыть все, что произошло с того момента, как он открыл дверь своей квартиры и увидел на пороге мать.
Он должен был быть совсем в другом месте, дома, рядом с Рони, своей Солнечной девочкой, которая любит его и которую любит он. И плакать от боли надо было на её плече, выть от обиды рядом с ней, а не под орущую музыку, в пестром море чужых людей. Бриг осознавал это, но не мог заставить себя пока вернуться домой. Ему не хотелось, чтобы Солнечная девочка увидела его раздавленным и потерянным. Его руки еще пахли безобразной смертью Сэга. Разве он сможет рассказать о ней Рони? А как иначе объяснять свое состояние и то, что исчез из дома без предупреждения? Снова обманул, после всех обещаний правды. Ненавидя ложь, Рони может не простить ему очередного обмана. Обидеться, что не поделился с ней своей бедой. Увидеть в этом недоверие, когда Бригу хотелось закрыть её от мерзости и грязи.
А еще выглядеть рядом с ней сильным! Решать её проблемы, а не приносить тяжелый груз своих. Он всегда стыдился своих родителей, а после того, что случилось, это чувство стало еще сильнее.
Нет уж.
Лучше он напьется этим вечером до благостной потери памяти, а завтра возьмет себя в руки и начнет все сначала. Вернется домой «из командировки». Он сможет придумать что-нибудь правдоподобное.