— Я не котлеты по тарелкам разбрасываю, а тарелки разношу, — все-таки обиделась Рони. — Но спасибо.
— Ну вот я и подумала… Ты же знаешь, что Роберт не может разговаривать с девушками, не заигрывая при этом, а твой Бриг показался мне собственником.
Рони усмехнулась. Пока из них двоих собственником и ревнивой супругой оказалась она.
Из длинного зеркала на нее смотрела раскрасневшаяся после ванны девушка в домашнем халате, и Рони стала примерять на свое отражение должность секретаря. Соблазн был велик. Роберт Клема в свои двадцать восемь лет владел небольшой фабрикой по производству кремов и бальзамов. Место его секретаря сулило не только более высокую зарплату, чем у официантки в кафе, но и более приличный статус. Как к этому отнесется Бриг?
Им нужны были деньги.
— Не знаю, — призналась Рони. — Но у меня же есть еще на раздумья два дня?
— На твоем месте я не теряла бы такой возможности. В любом случае, жду на день рождения. У меня есть, что показать. Я ходила на встречу с группой фанатов Хорта и…
Рони опустилась в кресло и закатила глаза.
На следующий день после нескольких часов, проведенных в магазинах, Рони ехала домой с красиво упакованной белой мужской рубашкой, а на душе скреблись кошки, что рождественский подарок для мужа получился слишком дорогим.
— Зато и человек дорогой, — успокаивала она себя.
Сколько раз Бриг приходил к Таймерам в одежде с чужого плеча, взятой на прокат у Алекса, парня из баскетбольного прошлого мужа.
Алекс был из привычного Рони мира дорогих школ, просторных, отдельно стоявших домов в престижных районах и родителей с успешными карьерами. Он не сочетался с обычной компанией Дартона, но в круге его друзей слишком неуверенно чувствовал себя Бриг. Так что с Алексом Рони встречалась только на играх. Парень нравился ей не только манерой общаться, к которой она привыкла, но и готовностью помочь, поддержать, здоровой долей восхищения, которой он сопровождал спортивные подвиги Дарта. Но её раздражало, что он отдавал другу поношенную одежду. Одно дело взять на один раз, но за обноски с чужого плеча Рони испытывала стыд и неловкость, которые не решалась выговорить мужу вслух.
Рубашка Брига от свадебного костюма была безнадежно испорчена и чтобы перед Рождественским ужином в шкафу не появилась старая рубашка Алекса, нужно было купить мужу дорогой подарок.
Все правильно.
Правда, денег на подарок Синти больше не осталось. Придется занять у Мирей. Не у родителей же, которые хоть и не вмешивались в жизнь дочери, но слишком пристально наблюдали за молодым семейным предприятием, ожидая, когда оно прогорит.
Ошибались. Как же они ошибались.
Да, иногда Рони хотелось выть от унижения, потому что бедность, с которой ей пришлось столкнуться, казалась унизительной.
Но стоило представить себя в просторном доме, полном дорогих вещей, и без Брига, как все становилось на свои места. Так что вместо того, чтобы бежать обратно к родителям, Маленькая Таймер быстро взрослела и училась считать деньги. А их как раз оставалось совсем немного. Тех самых, отложенных как начальный капитал. Когда Рони залезла утром в шкаф, оказалось, что перед отъездом Бриг тоже побывал в заветном месте и почти опустошил его без объяснений.
Ну да ладно, все выяснится, когда он вернется.
Скорее бы.
Переключаясь между грустными и приятными мыслями — например, каким будет лицо Брига, когда он увидит подарок, и о том, что их ждет несколько свободных дней вместе после Рождества, Рони ехала на трамвае. Стемнело. На улице горели фонари, и яркая иллюминация наполняла душу ожиданием чуда. Даже моросящий дождь не портил настроения и предвкушение праздника.
Неожиданно взгляд выхватил двух людей, стоявших на улице, и Рони влепилась в холодное стекло, забыв как дышать. Хотелось бы списать увиденное на игру разноцветного освещения и тьмы, но, как назло, парочка застыла посередине острова яркого света, и ошибки быть не могло. Трамвай затормозил, предоставив пассажирке побольше времени насладиться зрелищем за окном.
На остановке стоял Бриг, пуская густой сигаретный дым. Хотя разве стоял? Он висел на крепкой девчонке, примостившейся у него под мышкой и пытавшейся остановить машину. Рони не видела её лица, но запомнила огненную рыжину волос.
Таймер едва не проехала свою остановку, потому что с момента, как увидела мужа в обнимку с девицей, она окаменела и телом и душой, теряя способность чувствовать и думать. Даже больно не было.
Боль включилась дома, когда привычные запахи и вид квартиры вернули чувствительность сердцу. Воспаленный мозг придумывал объяснения тому, что видел. Бриг был помят, растерзан, пьян, дымил без остановки сигаретой, висел на рыжей девчонке. С ним что-то случилось! Рони не знала его таким. Может, рыжая девчонка была Мари, и она везла напившегося Брига домой? А что с ним случилось, выяснится, как только они доберутся?
Сейчас уже раздастся звонок в дверь?
Квартира хранила тишину, и только сердце Рони оглушающе тяжело билось в груди.
И с каждой минутой становилось ясно, что с тишиной и болью придется остаться наедине.
Здравствуй, взрослый мир.
Не мог же быть прав отец, утверждавший, что она выскочила замуж за человека, которого совсем не знает. Который лгал ей, а, значит, способен сделать это еще ни раз.
* * *
Пробуждение соответствовало количеству выпитого накануне. Тяжелым.
Капризное забвение накрыло Брига по пути из бара. Он помнил бармена и блестящие стаканы, Кита с его слезливыми откровениями хотелось бы забыть, но не получалось. И рыжую. Дарт застонал, осознав, что лежит без одежды в чужой кровати под одеялом с незнакомым запахом.
Стыд, острый и удушающий, навалился на Брига, заставляя закрыть глаза. Как он оказался в этой яме? Как вылезать из нее, не сгорев от презрения к самому себе?
Ничего себе решил душевные проблемы, залив их до состояния беспамятства, чтобы очнуться в подобном виде и черт знает где?
Кроме того, что подсевшая к нему девчонка была рыжей, как Мари, он не мог вспомнить о ней почти ничего. Хотя… имя у нее было похожее на Рони. И глаза зеленые, напомнившие ему о глубине почти свершенного падения, и Бриг помнил, что направился после этого домой. Только реальность говорила о другом. Даже если он и пошел к Рони, то оказался у Соньи.
Так звали Рыжую…
К счастью, было похоже, что он находился один. В комнате точно, а если повезет, то и в незнакомой квартире.
Кроме тошноты моральной была и реальная, и Бриг принял физические страдания с радостью мазохиста, как наказание за вчерашний вечер. Сцены его мучений протекали в пустой квартире. Расставшись с туалетом, он искупался в чужом душе и поплелся на кухню, едва сдерживая стоны от головной боли. Каждый шаг сопровождался ударом бревна по затылку.
— Так тебе, идиоту, и надо, — сопровождал Бриг удары бревна злобным причитанием.
На столе лежала записка и пачка парацетамола.
«С добрым утром, сладкий. Ни в чем себе не отказывай».
Нажраться бы таблеток.
Нет, Брига не посетила мысль о самоубийстве!
Но он был так противен самому себе! Если бы можно было все вернуть назад или вычеркнуть несколько часов из недавнего прошлого… или хотя бы забыть. Но как раз вчерашняя попытка забыться привела в глубокую яму.
Появился внезапный страх, что над ним сыграли шутку полученные от родителей гены. Разве такого будущего хотел для себя Бриг? Он и раньше не особенно был склонен выпивать, но, похоже, это утро станет лучшим адвокатом трезвого образа жизни.
Где найти силы, чтобы предстать перед глазами Рони!? Даже если последним желанием, которое он еще помнил, было вернуться домой, и все последующее происходило без его сознательного участия, это не было оправданием предательства. Бриг сам довел себя до подобного состояния и поперся за рыжей. Идиот.
— Вот тебе, сладкий, и ядовитый плевок в душу. Собирай свои пожитки и ползи отсюда побыстрее.