«Ну, может потому что — кажется», — хотелось ответить Бригу, но он сдержался, а вместо этих слов сказал:
— Не знаю, почему, Джош. Но чувство вины за свое счастье с Рони не испытываю.
— Ну и не испытывай, — едва слышно выдохнул Джош, — я к чему об этом говорить начал. Уютно тогда было, весело, вспоминается часто.
Джош замолчал, словно выдохся, а Бригу было нечего добавить. Он слишком хорошо помнил те самые вечера, о которых говорил Джош. И о том, что случилось потом. Может, именно хрупкость их союза с Рони и давала яркое ощущение счастья от того, что они еще были вместе?
Мужчины смотрели на играющих на площадке детей и молчали.
— Ты ведь о ней позаботишься? — Джош посмотрел на Брига увлажнившимися глазами. — Я о Дорес и о моих детях?
— Она сильная женщина, но мы постараемся быть рядом.
Джош отвернулся, смахивая слезы.
— У меня теперь и времени нет, чтобы дети меня запомнили как отца, о котором не стыдно вспомнить.
— Брось. Детская любовь не рациональна. Просто постарайся побольше бывать с ними то время, что у тебя осталось.
На лице Джоша менялись гримасы недоверия и сомнений. Бриг тоже сомневался, что что-то из его советов пригодится. Больше верилось, что, когда улягутся эмоции этого дня и впечатляющей встречи с прошлым, Джош утонет в реке жалости к самому себе и постарается испоганить последние месяцы, пытаясь отомстить самому себе и самой жизни за то, что так и не нашел своего счастья.
— Завидовали мы тебе, Бриг. — Снова прозвучали слова о зависти. — Каждый по-своему. От того и Воронёнком звали, ворующим счастье на Аэродроме. А ведь ты им всегда делился, насколько мог. Вот и я тоже щедрым хотел быть. Только делился деньгами. Спустил все впустую: деньги, семью, собственную жизнь. Глупо как-то получилось…
— Не совсем, Джош. Рядом с тобой была удивительная женщина, пусть не оценил ты это во время, но у нее от тебя двое прекрасных детей. И с ними все будет хорошо. Они трое обязательно будут счастливы.
— Буду тебе верить, а ты потом мне все расскажешь как-нибудь, хорошо? А я постараюсь услышать или сверху, — он задрал голову к небу, — или из-под земли. Как получится.
— Расскажу, — обещал Бриг.
— Что было самым страшным на войне? — вдруг спросил Джош.
Бриг задумался, наблюдая за женщинами и детьми, найдя взглядом родителей Рони.
— Обретать и терять надежду, — признался он. — Через пару месяцев меня вдруг стали называть Вороном. Счастливым, глазастым, засратым Вороном, и я испугался и обрадовался одновременно. Испугался, потому что опять всплыло прозвище с Аэродрома, и это казалось ненормальным, неправильным. Обрадовался, потому что стал верить, что вернусь живым. И потом каждый раз умирал от страха и приступа вины, когда рядом со мной кто-то падал мертвым и радовался, что это не я. — Голос Брига стал похожим на едва различимый шепот.
— Дерьмо, — спокойно обронил Джош, доставая из кармана платок и заходясь кашлем. И добавил, когда перестал сотрясаться в порывах выплюнуть содержимое легких: — Будь счастлив, Ворон.
— Буду, — пообещал Бриг, — теперь непременно буду.
Акция подходила к концу, расходились последние участники, организаторы разбирали столы и снимали гирлянды. Бриг подошел к Рони и, приобняв, отвел её в сторону.
— Наверное, это было самое необычное признание в любви.
Она довольно улыбнулась.
— Хорошо, что ты это понял.
— И спасибо, что в маршрутке не оказалось дома, где я родился, и кладбища с поиском могилы Кэт.
Лицо Рони сразу же стало серьезным, а взгляд пронзительным, словно она хотела достать до самых глубин его души.
— Я была на кладбище и знаю, где они похоронены. Оба. И я была на могиле твоей матери.
Бриг нахмурился.
— Тем более спасибо, что этого не было в программе сегодняшнего дня.
— Ты понимаешь, что это непрощенная обида? Спрятавшаяся в глубине души ненависть? Её надо отпустить… Она тебе мешает.
Голос Рони был похож на острый скальпель хирурга, вскрывающий нарывы.
Бриг отвернулся от пытливого настойчивого взгляда любимой женщины и упрямо покачал головой.
— Я не могу, Рони, прости. Не могу. Я ждал, прощал, надеялся, принимал, опять прощал… Но когда умер Сэг, мыльный пузырь надежды лопнул. Это было слишком.
Он уже знал о встрече Рони с Кэт в магазине. Она уже знала подробности того, что случилось, когда Кэт пришла к ним домой…
— Бриг, мы могли бы…
Он перебил её, впервые с тех пор как они снова были вместе, настойчиво и немного грубо.
— Я не могу, Рони. Или не хочу. Извини.
Она ласково провела пальцами по его щеке:
— Хорошо, только успокойся, хорошо?
Через несколько секунд напряженного молчания Бриг решил бессовестно воспользоваться ситуацией.
— Вот теперь ты точно не сможешь мне отказать.
— В чем?
— Сегодня ночую у тебя в доме, и никаких гостиниц.
— Но…
— В гараже, в коридоре на коврике, в столовой на столе, в гостиной на диване, в спальне…
Рони не выдержала настойчивого взгляда с перечислением возможных мест для сна и рассмеялась:
— В спальне. Но в шесть утра я выгоню тебя не только из спальни, но и из дома. Согласен?
Бриг притянул её к себе и выдохнул в волосы.
— Согласен.
Эпилог
— Сэр, давайте я вам постелю на кровати, — тихий шепот медсестры коснулся уха Брига. — Они спят, и мама, и новорожденная. Вам бы тоже отдохнуть.
Он покачал в ответ головой.
— Я посижу. Скоро рассвет. Все равно не засну.
— Может, вам чаю или воды принести? Или молока? Оно у нас питательное, — попыталась пошутить ночная сестра, но Бриг упрямо покачал головой.
Открылась и закрылась дверь.
Через широкое мозаичное окно в комнату проникал мягкий свет из коридора, позволяя привыкшим к сумеркам глазам видеть уставшую спящую женщину и маленький сверток в небольшой кровати на расстоянии вытянутой руки от Брига.
Его дочь, пару часов назад покинувшую вселенную материнского тела и смотревшую свой первый сон на земле.
После изматывающего круга американских горок, которым оказалось рождение ребенка, Бриг чувствовал жуткую усталость, почти истощение, но пульсирующий вместе с кровью во всем теле адреналин не позволял успокоиться.
Новорожденный отец осторожно походил по комнате и застыл у темного окна. Ночи оставалось висеть над городом не больше часа. Мужчина прислонился лбом к прохладному стеклу, пытаясь успокоить бурю чувств и эмоций, что вихрями крутились в душе. Рони тоже долго не могла успокоиться, пока не заснула от изнеможения. Кроме того, что он чувствовал себя вычерпанным изнутри, Бриг с изумлением обнаружил новые ощущения и в теле. Болели спина и руки, наверное, от многочасового напряжения. На запястьях, там, где пальцы любимой женщины сжимали его в моменты самых сильных схваток, наливались синие точки.
Удивительная сила, просыпающаяся в хрупком теле почти матери!
Может, чтобы привести в порядок бурю чувств, стоит подышать, как учили на курсах молодых родителей, как дышали они вместе с Рони во время родов? Или уложить стопками и ровными рядами последние месяцы, прежде чем начнется совсем новая полоса жизни?
Свадьба номер два разительно отличалась от свадьбы номер один размахом, количеством гостей, а главное, настроением. Рони шутила, что приглашенные с её стороны были готовы к торжеству, и им только пришлось переписать тексты поздравлений.