Жадность — это ведь один из семи смертных грехов.
Может, он был неправ уже тогда, когда мечтал иметь собственный лен, когда желал Алану?
Алана готовила тесто для лаганы, которую собиралась сделать днем.
Через открытую дверь она увидела, как дядя и двое ее кузенов вошли в складскую хибару. Алана хотела было окликнуть их, чтобы они принесли еще немного муки. Она хотела себе и Дилану сделать еще несколько пирожков. Однако расстояние между ними было изрядным, и Алана решила, что, если она крикнет, они едва ли услышат.
Когда она вытерла руки и дошла до двери, трое мужчин были уже довольно далеко. Они направлялись к воротам.
Она не хотела встречаться с дядей. Он не обрадуется, когда узнает, что она скоро покинет их. Алана вздохнула, вспомнив о том, как прошлой ночью, когда вновь зашел разговор о ее замужестве, она сообщила им о намерении не оставаться тут надолго, а двинуться в Англези.
Как она и предполагала, Рис рассердился, лицо его налилось кровью, он принялся уверять, что Алане не следует этого делать. Но все же она решила не отступать от намеченного плана.
Рис с Аланой спорили до тех пор, пока Дилан не оттащил отца за плечо.
Двое мужчин вышли из лачуги и принялись о чем-то разговаривать. Когда они вернулись, Дилан сообщил ей, что она может поступать, как считает нужным. Затем Рис добавил, что Дилан сможет проводить ее.
Но хотя дядя и высказал свое согласие, в душе он никак не мог примириться с ее решением. И когда он поднялся сегодня утром мрачнее тучи, Алана поняла, что ей лучше быть от него подальше. Но вне зависимости от его настроения она все решила. Завтра на рассвете они с Диланом отправятся в путь.
Еще раз выглянув наружу, она решила, что никого не будет просить о помощи, а сама пойдет и принесет необходимое количество муки. Найдя подходящих размеров посудину, Алана направилась в хибару, где хранились припасы.
Сильный дождь прекратился, лишь с неба сыпала мелкая морось. Алана увидела, что на западе облака стали светлее. Если повезет, уже завтра может выглянуть солнце.
Алана подошла к самой двери хибары. Поставив принесенную с собой посудину на землю, она сняла деревянную поперечину с двери и отставила ее в сторону. Но как только она потянулась к задвижке, кто-то сзади сильно схватил ее за плечо. Алана чуть не вскрикнула и резко обернулась.
— Дилан? Боже, как ты меня испугал! Что ты здесь делаешь?
— Это я хочу спросить тебя, что ты здесь делаешь, — оборвал он ее, продолжая удерживать.
Алана в недоумении посмотрела на него.
— У меня кончилась мука, и я решила сделать еще несколько пирожков и хлеб, чтобы нам в пути не было голодно.
— Ступай домой, — приказал он и легонько подтолкнул ее в направлении лачуги. — Я принесу тебе муку.
Недоумевая, что это вдруг Дилан решил помогать ей тогда, когда она и сама вполне могла справиться, Алана некоторое время раздумывала.
— Иди, — повторил он и подтолкнул ее. — Я скоро все принесу.
— Что ж, как считаешь нужным…— И с этими словами она двинулась по дорожке в сторону дома Риса.
Пройдя полпути, она обернулась и взглянула на Дилана. С посудиной в руке, другой рукой он держался за щеколду, намереваясь открыть дверь и войти внутрь. Но в этот момент кто-то вскрикнул и позвал его.
Алана посмотрела по сторонам, пытаясь понять, кто кричит. Оказалось, старик, живущий в поселке, не мог выбраться из-под веток, которые были заготовлены для растопки. Очевидно, он стащил с повозки такую вязанку, и все остальные вязанки упали и засыпали его.
Бросив посудину на землю, Дилан побежал на помощь.
Алана видела, как кузен осторожно вытащил старика из этого завала. Старик принялся отряхиваться. Дилан стал помогать ему. Затем оба принялись под нимать и вновь укладывать на повозку свалившиеся вязанки.
Решив, что Дилан долго еще будет со всем этим управляться, а ждать она не может, Алана подошла, подняла посудину для муки и распахнула дверь хибары.
Длинный прямоугольник дневного света упал на земляной пол. Алана шагнула внутрь и замерла.
В полутьме, прямо перед собой она увидела мужчину, прижавшегося к стенке бочки. Мужчина был обнаженный, грязный, связанный веревками. Он при-. щурившись смотрел на нее. Его колотила дрожь, тем более что через раскрытую дверь внутрь ворвался сырой холодный воздух.
— Пэкстон?!
Из рук Аланы выпала посудина. Алана кинулась к нему, упала на колени. Взяв в ладони его голову, она принялась рассматривать его заросшее щетиной лицо,
— Боже мой! — воскликнула она, увидев кровоподтеки и царапины на его щеке, на подбородке, возле углов рта. — Что же они с тобой сделали?!
— Да уж, в отличие от тебя, они не предложили вымыть мне ноги, — выдохнул он.
— Если бы они отнеслись к тебе как к гостю, то оказали бы все положенные почести, — сказала она, пытаясь освободить его от пут. У нее сейчас было такое чувство, что, окажись тут рядом Рис, она бы, кажется, задушила его голыми руками. — Ты наверняка пошел за мной следом, так ведь? — Она судорожно пыталась развязать кожаные ремни, которыми Пэкстон был крепко связан, однако ремни не поддавались. — Черт тебя побери, неужели ты не сообразил, что тебе лучше было бы остаться…
Между Аланой и Пэкстоном легла чья-то тень. Алана обернулась, желая посмотреть, кто пришел. Так как вошедший стоял против света, лица она не могла разглядеть.
— Кто здесь? — спросила она и машинально загородила собой Пэкстона, оказавшись между ним и вошедшим.
Дверь закрылась, и внутри стало опять темно. Алана услышала знакомый звук: так били по кремню. Вот запылал фитилек свечи. Алана почувствовала облегчение и гнев одновременно.
— Что все это значит, Дилан? — спросила она, поднявшись в полный рост. — Почему вы держите его тут как заключенного? Что заставило вас поступить таким образом?
— Он нарушил границу и оказался на нашей территории. Мередидд захватил его в плен. Отец тоже считает его нашим пленником.
Алана вспомнила, как в первый же вечер Мередидд вошел в хижину и о чем-то начал шептаться с Рисом. Некоторое время спустя Мередидд, Рис и Дилан вышли на воздух, несмотря на то, что дождь лил как из ведра.
— Ведь он был здесь все это время, так ведь?
— Да. Почти.
— И почему же ты ничего мне не сказал?
— По той же причине, по которой я ни слова не сказал отцу, что ты вышла замуж за этого нормандца. Я дал слово хранить молчание.
— И что же твой отец намерен с ним сделать? Дилан подошел поближе к кузине.
— Алана, тебе лучше этого не знать.
— Они хотят, как свинью, заживо меня изжарить. Алана резко обернулась к Пэкстону. Алану охватил
панический ужас.
Это не должно случиться!
Она медленно повернулась к Дилану.
— И ты что же — намерен позволить им сделать это?
— Моего мнения они не спрашивали.
— Ну, так я тебя спрашиваю, — повысила голос Алана, почувствовав воинственный задор. — Ты не должен позволить, чтобы это произошло, тебе понятно? Более того, ты непременно поможешь мне вытащить этого человека отсюда. Я никогда тебе не прощу, если свершится то зверство, которое задумал твой отец. Никогда, понятно тебе?
— И что же, по-твоему, я должен сделать? — поинтересовался Дилан.
— Когда он должен быть?.. — Она с трудом сглотнула, будучи не в силах произнести подобные слова.
— Завтра, как только мы уедем.
Алана почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— Так вот, значит, почему твой отец хотел, чтобы я уехала отсюда как можно скорее! — Она ухватила его за руку. — Боже, Дилан, ты не можешь допустить, чтобы произошел весь этот ужас. Пожалуйста, ты должен мне помочь спасти его!
Дилан внимательно посмотрел ей в глаза.
— Что ж, ладно. Я помогу тебе. Но не обещаю, что наше предприятие окажется успешным.
Алана вновь опустилась на колени, пытаясь развязать руки и ноги Пэкстона.
— Помоги же мне развязать его… Дилан склонился над пленником.
— Нет, — сказал он, убирая руки Аланы. — Если отец придет сюда вновь — а я уверен, что он непременно придет, — все должно быть в точности, как и раньше. Нормандец должен оставаться связанным. Иначе мой план не сработает.