– Почему там, в Кандагаре мальчишка закрыл меня своим телом от пули душмана.
– Почему ж он так сделал?
– Потому что сейчас я должен совершить справедливый суд над теми подонками.
– Им вынесет приговор суд.
– Ты веришь в этот балаган?
– Да. Я знаю состав суда. Все люди достойные, а судья постоянно выносил справедливые приговоры.
– Милая моя, Валюша, ты глубоко заблуждаешься. Кому он выносил свои приговоры? Простым смертным, которые не могли постоять за себя, которые не располагали огромными средствами, не ворочали миллионами в иностранной валюте. А эти ведь настоящие денежные мешки. Сколько они тебе предлагали за то, что бы ты забрала заявление и пойти на мировую с этими ублюдками?
–Полмиллиона долларов.
–Вот полмиллиона. Мы отказались. Я показал им на двери, а другие думаешь, устоят перед такими деньгами? Это ведь люди, они ведь падки на мирские развлечения. Они будут захлебываться в собственном дерьме, но им подавай все новые и новые блага. Разве ты не видишь, что мир сошел с ума из-за этого "золотого тельца".
– Ты слишком все преувеличиваешь. Остались еще и хорошие люди.
– Но не в этом суде. Я им не верю. Где мой Макарыч?
– Ваня, я прошу тебя – не делай этого.
– Если не я то, кто накажет этих подлецов.
– Ваня, не бери на себя такой грех.
– А что я скажу тому мальчику, который защитил меня от пули, когда я встречусь с ним там на небе. Я ведь его тогда спросил: "Сережа, зачем ты это сделал? Ты ведь молодой, жизни не видел. "А он мне: "Ты должен жить, комбат, ты хороший человек, ты настоящий комбат. "И глаза его закрылись навсегда. Он сберег меня для того, что бы я не допустил несправедливости, что бы я не допустил попрания закона. Дай мне Макарыча.
– Ваня, может в этот раз все будет по справедливости. Я ж говорила тебе…
– Я все это слышал, но с Макарычем мне будет спокойней сидеть в зале суда.
– Я не знаю, где его дела.
– Если ты мне его не дашь, то я не пойду на суд.
– Хорошо, я сама возьму его, и он будет у меня во время суда.
– Согласен.
В суде было много народа. Выступал прокурор. Выступали адвокаты, которые защищали двух подонков. Они сидели здоровые и наглые, ни тени сожаления о том, что они свершили, у них не было. Наоборот, кидали в зал, провоцирующие зал фразы, мол, они сами так хотели, они сами залазили к ним в брюки, чем вызывали отвращение и соответствующие реакции от них. Они попадали под волну справедливой ненависти, ибо действовали, осознанно издеваясь и убивая своих жертв. Изощрялись в красноречии адвокаты, отрабатывая огромные деньги от родителей, которые тоже не очень переживали за содеянные преступления их выродков. Их лица, словно, говорили: "Болтайте, болтайте, что хотите, но будет, так как мы захотим. Мы здесь сила и власть".
Судья постоянно прерывал заседание суда из-за шума в зале, грозился вывести кого-то из зала суда. После чего один из подсудимых запел песню: "Купила мама коника, а коник без ноги…" Судья потребовал прекратить подсудимого безобразия, на что тот ответил: "Так выгоните меня из зала суда за плохое поведение".
– Здесь не место для шуток, особенно, вам, – прервал его прокурор, и стал зачитывать приговор. Он требовал для подсудимых пожизненное заключение. Адвокаты говорили что-то о снисхождении к молодым людям, которые могут еще на свободе сделать много хороших дел. Надо сохранить их жизнь для общества. Суд ушел в совещательную комнату. Люди замерли в ожидании. Но вот, наконец-то судьи вернулись в зал.
– Встать, суд идет!
И судья начал читать приговор, чем дальше он читал приговор, тем больше шумок неудовольствия пробегал по залу, а когда он окончательный приговор вынес, то зал буквально взорвался. Подонкам дали всего по пять лет. Пострадавшие были недовольны, а подсудимые злорадствовали. Тот, что пел песню, обратился к Ивану Петровичу: "Ну, что, дедуля, вышло, по-твоему. Обосрался. У тебя там еще есть внучка, так ты ее корми лучше, что бы, когда я вышел из тюрьмы она в соку была, а то эта была худющая как щепка."
Что дальше происходило, никто не понял. Дедушка, ибо в свои шестьдесят Иван Петрович выглядел на все восемьдесят, выхватил из пазухи своей жены Макарыча и всадил пулю наглецу прямо между глаз, второго тоже настигла пуля, хотя он и пытался спрятаться под лавкой. Потом Петрович приставил пистолет к виску, но конвойный выбил пистолет из рук.
Впрочем, конвойного судили за то, что допустил выстрелы в зале, но он твердил одно: "Я должен был следить за заключенными, а не за тем, что делается в зале. Но его все, же наказали – десять суток гауптвахты. Капитан, который сопровождал его на губу, спросил его с глаза на глаз: