Словом, вполне понятно, что Екатерина только и мечтала избавиться от постоянного невидимого, но рассчитанного гонения своей «благодетельницы». Сделать это девушка могла только одним образом: выйдя замуж. Нечего и говорить, что к ней сватались, однако идти за кого ни попадя она ни за что не хотела. Искала того, кого полюбит и кто будет истинно любить ее, а пока находила утешение в дружбе.
В 1830 году тетка приехала в Москву, где Екатерина сдружилась с Сашенькой Верещагиной. Затем они вместе переехали в Середниково. У Сашеньки был кузен по фамилии Лермонтов (имение его бабушки Арсеньевой было неподалеку), но все называли его просто Мишель: неуклюжий, косолапый мальчик с умными и выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой. Ему было лет пятнадцать или шестнадцать, то есть на три года меньше, чем Екатерине. Он учился в университетском пансионе, однако его ученые занятия не мешали ему быть почти каждый вечер кавалером у девиц, когда они выходили прогуляться. Екатерина прозвала его своим чиновником по особым поручениям и отдавала ему на сбережение свои шляпу, зонтик, перчатки. Но Мишель перчатки частенько терял, и Екатерина грозилась отрешить его от вверенной ему должности.
И вот однажды Сашенька сказала ей, что Лермонтов не теряет перчатки, а прячет их у себя как драгоценный сувенир, потому что он страстно влюблен в Екатерину. Разумеется, Екатерина подняла Мишеля на смех и посулила ему конфет в обмен на перчатки. Он был для нее сущий мальчишка, она и думать не думала, что насмешки могут обидеть его. Точно так же обращалась с ним и Сашенька, и это бесило его до крайности. Он мечтал, чтобы его считали если не взрослым мужчиной, то хотя бы юношей, декламировал девицам Пушкина и Ламартина и был неразлучен с огромным томом Байрона.
«Ходит, бывало, по тенистым аллеям и притворяется углубленным в размышления, хотя ни малейшее наше движение не ускользало от его зоркого взгляда. Как любил он под вечерок пускаться с нами в самые сентиментальные рассуждения, а мы, чтобы подразнить его, в ответ подадим ему волан или веревочку, уверяя, что по его летам ему свойственнее прыгать и скакать, чем прикидываться непонятым и неоцененным снимком с новейших поэтов». Таким было в ту пору отношение Екатерины к юному кавалеру.
Вообще подруги веселились над Мишелем ужасно. Пользуясь тем, что он был весьма неразборчив в еде, как-то раз подсунули ему булочки с опилками, три из которых он съел. Съел бы и больше, да Екатерина и Сашенька его остановили, пожалев. После этого он несколько дней с девицами не разговаривал, да потом все же смягчился.
И вот однажды во время прогулки к ногам Екатерины упала свернутая бумажка. Развернув ее, она прочла стихи, написанные мелким, неуверенным почерком Мишеля:
Черноокой.
Разумеется, Екатерина показала стихи подруге, но умоляла не насмешничать над отроком-поэтом. На другой день она непрестанно ловила на себе настороженный взгляд Лермонтова, который словно бы ожидал в любую минуту издевок, однако так и не дождался. И вот на колени Екатерине упала новая свернутая бумажка!
Она тотчас угадала, что там новые стихи:
Благодарю!
Екатерина была особа начитанная, она прекрасно понимала, что перед ней еще начальные поэтические опыты, не изобличающие в авторе особого мастерства. Из чистого сочувствия она предсказала Мишелю будущее великого поэта, однако спустя несколько дней поняла, что снисхождения ему не надобно, что будущее его и впрямь предопределено.