— Насколько я понимаю, вы были гидом-экскурсоводом, герр Дорфманн?
— Я двадцать лет проработал учителем. Преподавал английский. А потом стал гидом-экскурсоводом. Сначала работал на город, затем как «свободный художник». Поскольку я отлично знаю английский, то по большей части работал с группами из Канады, Америки и Великобритании, как, впрочем, и с немецкими группами. Для меня это было не просто работой. Я люблю мой город, и мне нравится помогать людям открывать его для себя. Десять лет назад я вышел на пенсию, но по-прежнему, работая на полставки в ратуше, вожу туристов по палатам. Вы хотели расспросить меня о Карле Хейманне? — Герр Дорфманн налил кофе. — Должен сказать, я не слышал это имя вот уже много-много лет.
— Вы хорошо его знали? — Фабель показал старику фотографию двух подростков, неуверенно улыбающихся в камеру.
— Бог ты мой! — Дорфманн улыбнулся. — Где вы это выкопали? Снимок делала сестра Карла. Я помню, как позировал для этой фотографии, будто это было вчера. Стоял теплый летний день. Лето сорок третьего. Одно из самых жарких на моей памяти. — Он поднял глаза. — Да, я знал Карла Хейманна. Он был моим другом. Мы были соседями и учились в одном классе. Карл был умным парнем. Слишком много думал о том, о чем в те времена задумываться не стоило. Его сестру Марго я тоже знал. Она была на несколько лет старше Карла и вечно квохтала над ним как наседка. Красивая девушка, все парни были в нее влюблены. Марго обожала Карла… Когда он исчез, она все время твердила, что он покинул Германию, нанялся на грузовое судно, чтобы избежать призыва. Я встретил ее после войны, и она сообщила, что Карл уехал в Америку и у него все отлично. Утверждала, будто Карл еще до войны всегда говорил, что уедет туда.
— Вы ей поверили?
Герр Дорфманн пожал плечами:
— Она мне так сказала, а я хотел верить. Но все мы знали, что Карл пропал после той ночи огненной бури, как и многие другие. Именно в ту ночь я видел его в последний раз. То была ночь мертвых, а не живых, герр Фабель. Позже я просто считал, что он один из мертвых. Еще одно имя на записке, прилепленной к стене. Знаете, их были тысячи, таких записок. Тысячи и тысячи… Бессчетное количество листков с именами, иногда фотографии с вопросами, не видел ли кто этих людей. Бумажки, прикрепленные на руинах дома или жилой постройки, с указанием, где их семья. Помните, то же самое делали, когда террористы атаковали башни в Нью-Йорке? Стены, покрытые записками и фотографиями? Так вот, тогда было так же, только записок в десять раз больше.
— Вы сказали, что видели Карла в ту ночь? В ночь двадцать седьмого июля?
— Мы жили на одной улице, буквально за углом отсюда. Мы были близкими друзьями, не лучшими, но близкими. Карл был тихим пареньком, нежным. Короче, мы договорились двинуться на другой берег Альстера и уже собирались вместе сеть на трамвай. Но не поехали.
— Почему?
— Мы уже садились в трамвай, когда Карл внезапно ухватил меня за рукав. Он сказал, что должен держаться поближе к дому. Я спросил почему, но он не смог объяснить толком. Просто нутром чуял, наверное. В общем, мы не поехали, а пошли домой и взяли велосипеды. Он был прав — в ту ночь нужно было находиться ближе к дому.
— Вы были с Карлом, когда началась бомбардировка?
Хайнц Дорфманн улыбнулся неуверенно и печально, и впервые Фабель смог увидеть в нем тень того юнца, что стоял на фото рядом с Хейманном.
— Как я уже сказал, стояло чудесное лето. Я помню, какими мы были загорелыми. — Он задрал голову, словно подставляя лицо призраку давно угасшего солнца. — Такое яркое лето, такое жаркое. Британцы это знали. Знали, и воспользовались этим. Они знали, что подносят спичку к бочке с порохом. Мы уже давно привыкли к авианалетам. Британцы бомбили Бремен и Гамбург весь сорок первый год, но большие армады насылать не имели возможности. Самолетам нужно было возвращаться примерно через минуту после полета над городом. Но, помимо этого, Гамбург был хорошо подготовлен: нам было приказано укрепить подвалы и превратить их в бомбоубежища. Существовали еще и огромные общие бомбоубежища. Там могли спрятаться до четырехсот человек. Стены катакомб убежищ были сделаны из бетона двухметровой толщины, и, наверное, они были самыми надежными из всех в европейских городах. Они могли защитить нас от огня, но не от жара. К сорок третьему году британские бомбардировщики уже могли нести больше бомб и дольше держаться над городом. Мы все больше и больше времени проводили под землей. А затем, в конце июля, британцы прилетели армадой. Две ночи до этого они бомбили центр города… Именно тогда они уничтожили кирху Святого Николая и зоопарк. Потом был короткий налет, просто чтобы нервы потрепать. Но в ночь двадцать седьмого и утро двадцать восьмого Гамбург превратился в ад. Свою операцию англичане назвали «Гоморра». Вы ведь знаете, что случилось с библейским городом Гоморрой, верно?