Я ползу назад, пока я не добираюсь до первого поворота. Там я могу повернуться и теперь двигаюсь быстрее, не смотря на спертый воздух, тесноту и темноту вокруг меня. Передо мной, на низком потолке, висит паутина, я убираю её в сторону. Я внимательно слежу за тем, чтобы моя обувь не ударялась об металл узкой шахты.
Хоть мне и нужно поторопиться, я должна быть тихой, так, как если бы меня обнаружил управляющий или один из учителей, у меня были бы серьезные проблемы. Я должна была бы объяснять, что ищет работник питомника в вентиляционной шахте, и я боюсь, что на это при самом сильном желании не нашлось бы никакого логического ответа.
Наконец, я добираюсь до конца и выкарабкиваюсь из шахты, снова следя за тем, чтобы ее прочно за собой запереть. Теперь я в одном из буфетов, которые как всегда в это время еще пустуют. Из кухни уже пробивается тяжелый, пряный запах, но моя последняя трапеза здесь была слишком давно для того, чтобы я могла узнать этот запах. Я бы никогда об этом не подумала, но все же когда тебе нельзя есть, тебя покидает аппетит. Есть без смысла не доставляет никакого удовольствия.
Я прокрадываюсь мимо кухонной двери. Она открывает взору зазор, через который видно, как шмыгают туда-сюда бесчисленные фигуры в белых жакетах. Как всегда, они слишком заняты, чтобы заметить что-то. Не более чем через два часа в этом помещении будет обслуживаться более тысячи школьников. Интернат-Вудпери - это крупнейшая школа в Новом Оксфорде, к тому же самая богатая. В поселениях рабочих нет вообще ни одной школы и в Ничьей Земле, конечно, тоже.
Я оставляю кухню позади себя и бегу к одному из окон. Оно открыто. Недалеко от подоконника я цепляюсь и делаю смелый прыжок, падаю с хороших пяти метров в пропасть и приземляюсь на ноги. Чтобы приостановить тяжесть моего собственного веса, я приседаю. И тотчас я снова выпрямляюсь. Я нахожусь на противоположной стороне от школьного здания Пейшенс в уединенном месте огромного кампуса, в котором преподают десятым классам.
Предо мной простирается парк, который отделяет синевато-серые школьные здания от жилых построек. Школьный двор находится немного в стороне для того, чтобы учащиеся школьники не были потревожены теми, кто сейчас на перемене. Я убегаю, сокращаю путь через озелененную территорию, остаюсь в тени деревьев. Во время своего обучения я была хорошей бегуньей. Когда я бегу, у меня такое чувство, как будто мои ноги - это два робота, которые сами двигаются подо мной.
Иногда у меня возникает такое ощущение, как будто бы я между двумя шагами вообще не касаюсь земли. Ветер спутывает мне волосы, и я не чувствую никакого напряжения, хотя до школьного двора и потом до конюшни огромное расстояние. В конце концов, я на месте, поспешно вхожу через заднюю дверь в конюшню. Лошади в стойлах испугались, когда я медленно подошла к центру. Все будут думать, что все это время я пробыла здесь.
Совершенно спокойно я подхожу к передней двери и открываю ее. Моя собака Мали поднимается из своего угла, устланного сеном, подтягивается и следует за мной. Теплый дневной свет падает в стойло, и пушинки пыли танцуют на солнце. Сегодня прекрасный день. Некоторые лошади тихо ржут и бьют копытами.
— Совсем скоро вы сможете выйти в загон, — успокаиваю я их, потом выхожу наружу. В дали виднеется, что первые ученики уже добрались до игровой площадки, шумные пяти- или шестиклассники. С Мали, идущей рядом со мной, я прохожу через загон и остаюсь стоять у забора, пока я не вижу Пейшенс.
Она вышла из тени зданий вместе с Аделлой и Родой. Довольная я глажу Мали по голове и отпускаю ее обратно к забору. Потом я медленно иду назад к конюшне, чтобы выпустить лошадей наружу, которые были подарены некоторым ученицам их родителями.
Мне в этом повезло, так, как если бы не было такой должности, как работник питомника, мне пришлось бы подать заявление на место учительницы, а для этого я не только слишком молода, но также, к сожалению, совершенно не подхожу. Чересчур упряма, как всегда говорили мои собственные учителя. Ни один человек, может быть примером для других.
Я открываю стойло Хейзел, кобылы, которая меня на самом деле терпеть не может. Правда ей, кажется, никто особо не нравится, даже девочка из восьмого класса, которой она принадлежит. Кобыла фыркает и поворачивает ко мне свой большой зад.
— Спокойно, — говорю я и ложу руку на ее спину. Кобыла поворачивается, не удостоив меня даже одним единственным взглядом, и важно идет наружу.