О нет, мастерство Дитриха Марлена никуда не делось с годами. Можно было подумать, что на портрете та самая Марго, но это, без сомнения, была Марьяна - юная, прелестная, очень живая, только на мгновение прикрывшая глаза. На лице ее играла слабая улыбка. Насколько она могла судить, картина была почти готова!
- Ничего себе у него скорость, - проговорила она хриплым шепотом и закашлялась, прочищая горло.
Со стороны окна постучали. Марьяна дернулась.
Теперь уже забарабанили - в балконную дверь. Что за чертовщина? Стекло же вылетит!
С трудом ковыляя, она добралась до балкона, отдернула лимонную портьеру и увидела - кто бы мог подумать! - Дэна.
- Ты сдурел? - сказала она ему, морщась от боли в ногах.
Он уставился на нее, как на ожившую мумию. Потом спохватился и замахал руками, мол, открой же. Она повернула ручки и распахнула дверь.
- Ма-ать, - только и сказал Дэн, переступая порог.
Его заметно трясло. Напился, что ли?
- Чего приперся?
- Во-первых, тебя нет уже три дня, это нормально вообще? Да это не главное, Марьян, ты себя в зеркало видела?
- Какая разница? Что ты имеешь в виду?
- Ничего, я знаю, что я имею в виду, и зеркало у меня с собой.
Он вытащил из-за пазухи небольшую китайскую поделку в ядовито-розовой рамке и развернул. Из зеркальной глади на Марьяну смотрело лицо старухи. Она взвизгнула.
- Что за шутки, Дэн, что за...
- Замолкни, дура, приди в себя. Это продолжается уже три дня. Я всю голову сломал, как тебя отсюда вытащить, пока ты жива. Вон ребят пришлось нанять, чтоб вломились в номер к твоему... творцу. Давай живей, рвем когти.
Дэн подскочил к двери в номер и запер ее на задвижку.
Она с ужасом смотрела - теперь уже не только в зеркало, но и на свои сморщенные колени, вылезшие вены, скукожившуюся кожу и пигментные пятна на руках и на ногах. Она старуха! Дитрих Марлен украл ее молодость и выложил на холст!
- Вот-вот туда утечет и твоя жизнь, - подсказал Дэн. - Как у бабки твоей. Он забрал ее! Бежим!
- Но я не могу, - проскрипела Марьяна. Подломились ноги, и она свалилась прямо на пол.
- Тогда я... Я разберусь с ним. - Дэн раскидывал по столу краски и кисти. - Растворитель, где растворитель для красок? Я его урою! Это ж кислота, у него глаза вскипят и повылазят! Последний город!
- Дэн! - пискнула она.
- Он демон, вампир, его надо остановить! Пусть это будет последний город, где он забирает души!
- Здесь нет никакой кислоты, откуда?
Дэн замер.
- Нет кислоты?
- Конечно, нет. Она бы все разъела, ты что вообще.
Марьяна прижала руку к груди. Сердце билось все тише, с перебоями.
- Чем же отмывают кисти?
- Ну я не знаю, маслом, спиртом максимум! Ацетоном!
- Ацетоном, - зачарованно повторил Дэн.
Он стал хватать со стола одну склянку за другой и принюхиваться, наконец остановился на одной и повернулся к мольберту.
- О боже, - только и сказал он.
На картине Марьяна, молодая и совершенно живая, нежилась в лучах солнца.
Изможденная старуха в том же платье корчилась на полу у его ног.
Закусив до крови губу, Дэн плеснул ацетон прямо на картину.
Марьяна завопила.
Он подобрал какую-то тряпку, вылил остаток жидкости на нее и стал ожесточенно растирать краску по холсту. Цветные пятна сошли с ума и заметались. Марьяна орала так, что уши закладывало, и цеплялась скрюченными пальцами за его ноги.
- Вставай, вставай, - он потянул ее за плечи и поволок за собой к балкону. - Ну давай, шевели булками!
Дверь дернулась, потом кто-то постучал - а затем и заколотил в нее. Послышались крики.
- Живо!
Он тащил Марьяну, как куль с мукой, а она бессвязно рыдала: "Шедевр! ...в веках! ...вечно юная! Никогда!..."