— То, что должен был сделать уже год как, если бы понимал, что произошло. Надеюсь, поможет. Я очень обязан тебе, Стана. За то, как использовал тебя. За то, что с тобой случилось. Чего ты хочешь, моя прекрасная принцесса?
Это было почти наяву — аромат табака, белая маска и черные провалы глаз. Хриплый смех и тихий голос. Девушка сидела напротив, а Стана видела совсем другую фигуру на ее месте, видела Алого из такого далекого прошлого, что оно было уже почти неправдой. Видела алые блики и кровь, бледное лицо и серые тени.
— Убей их, — прошептала Стана. — Убей их всех.
Алый вздрогнул. Алый отпустил ее руку и наклонился к ней, серо-стальные, невероятно яркие глаза стали ближе, она тонула в них, она чувствовала вкус металла, чувствовала, как острые грани царапают кожу.
— Стана, очнись, — прошептало многоголосье вокруг.
Она моргнула, фокусируя взгляд. Женское лицо напротив было растерянным, обеспокоенным. Алек-Алый-Алина хмурились, между бровей пролегли четкие, будто нарисованные морщинки.
— Алек, — беспомощно позвала Стана, цепляясь пальцами за воздух, и снова видя белую гладь маски, серое пламя в прорезях.
— Я здесь, Стана, — кто-то обнял ее, чьи-то руки замком сцепились за спиной. — Я здесь, все хорошо, все уже хорошо, девочка. Ты слышишь меня?
Она кивнула в чужую шею, память подкидывала странные обрывки из не-ее жизни, кто-то держит не-ее, держит изо всех сил в жестком захвате, боль, запах крови, вкус крови.
— Страшно… — Стана почти скулила.
Хоровод видений метался перед глазами, а она уже не могла заставить себя поверить, что это сон.
— Это все не твое, девочка, — она снова была в чужой голове, она ощущала, как безжалостно, будто скальпелем, отсекает что-то, как чистит и закрывает, медленно и осторожно. — Это не твое. Отпусти, забудь.
— Они делали тебе больно, — прошептала Стана. — Они заплатят.
Алый улыбнулся, затянулся, выпустил в небо тонкую струйку дыма.
Кареглазая девушка рассмеялась и перекатилась на спину, бесстыдно выгибаясь.
Алек дернул уголком губ и склонил голову набок.
— Они уже заплатили, девочка, — сказали все трое. — Пора жить дальше.
Девушка рассыпалась ворохом осколком. Алек разлетелся облаком пепла. Алый держался дольше всех — докуривал — но растворился в последней затяжке, в серой струйке, взмывающей ввысь.
На нее смотрели внимательные и серьезные карие глаза той, кого она считала своей подругой, кого она считала просто человеком, обычным человеком. Хуже себя, хуже всех. Недостойной их возможностей, недостойной учебы с ними, недостойной хорошей жизни. Глаза той, кто оказалась много большим.
Стана думала, что не знает тех, кто был более человеком. Стана думала, что не знает и тех — кто был менее.
— Чего ты хочешь, Стана? — спросил ее монстр напротив.
И Стана знала ответ.
========== Акт четырнадцатый — Cadmea victoria — (Победа Кадма, победа дорогой ценой) ==========
Потому что все мы убийцы, сказал он себе.
Все, и на этой стороне, и на той, если только мы исправно делаем своё дело,
и ни к чему хорошему это не приведёт.
(Эрнест Хемингуэй, «Острова в океане»)
Он не собирался туда идти, ноги привели его в медчасть сами. Вот уж, воистину, привычка: еще когда док был жив — так невозможно много лет назад — в расстроенных чувствах Скай всегда приходил сюда. И сейчас пришел, но в изменившейся, отремонтированной, сверкающей хромом новейшей техники комнате уже не было ни Дока, ни Аллы, такой, какой он ее помнил. Сама Алла-то была, сидела в кресле у мерно гудящего репликатора и что-то читала. Как и раньше, она шевелила губами, увлекаясь, то и дело пролистывала обратно. Скай остановился в дверях, глядя на нее и не смея шагать внутрь. Было очень плохо и очень страшно, а Дока не было.
Никто не нальет стакан разбавленного спирта, никто не обматерит и не вправит на место определенно поехавшие мозги. Никто не поможет, и никто не спасет.
Стоило уйти, он уже почти собрался с силами, чтобы сделать это, когда Алла подняла голову от планшета и посмотрела прямо на него, легко улыбаясь, и сделала приглашающий жест рукой.
— Выпивки нет, извини, — смешливо сказала она, наливая обоим кофе. — Не держу, хотя может и стоило бы. Он отказался или ты?
Она так спокойно перескочила с темы на тему, что Скай даже удивиться не смог. Впрочем, они с Сашей давно дружили, всегда дружили, кому, как ни ей, знать все. Блэк будет в ярости, когда поймет, что его верная Алла помогала злейшему врагу. Блэк будет в ярости.
Думать о Блэке, о том, как пролезла «Алина» в универ, о том, кто именно подписывал бумаги, подтверждающие ее человеческий статус, было легко и приятно. Можно было гадать о реакции Кирилла, придумывать защищающие Аллу аргументы — и не думать о Саше. Не вспоминать. Не смотреть на репликатор, хотя он был почти уверен в том, кто там.
— Мы оба, — наконец, неожиданно спокойно ответил Скай, потягивая крепкий и почти слишком горький напиток.
Чай, он любил чай. А если кофе неизбежен — то с молоком и сахаром. А вот такой, чисто черный, очень крепкий и без добавок — предпочитали только Алла и Алек. Даже имена у них похожие, хоть и разные. Как и они сами.
Алла печально и понимающе улыбнулась, пожала плечами.
— Не обижайся, но я скорее рада. За вас обоих.
— Особенно за него? — Скай улыбнулся тоже и протянул ей опустевшую чашку. — Сделаешь еще?
— Познал прелесть? — она захихикала и пошла к кофемашине. — Ты прав, особенно за него. Я давно не видела его настолько спокойным.
— Ты давно, я — никогда.
Тишина повисла, но не давила. С Аллой было уютно молчать, просто сидеть, глотать вяжущую горечь и смотреть в стеклянное окно репликатора, где в мутной жидкости плавало чье-то тело.
— Ты — никогда, — подтвердила она, наконец. — Хотя, нет. Вот увидел, собственно.
Скай печально улыбнулся.
— Это ничего, что я не рад?
Алла кивнула и улыбнулась в ответ, глядя в окно, в непроглядную для человека темноту, в которой она — да, и он тоже — могла различить ветви деревья, колышущиеся на ветру листья и даже движения отдельных травинок. Наверное, они и правда в чем-то чудовищны, в чем-то монстры. Наверное, они слишком далеко ушли от людей, но ведь и человеческого осталось немало: идеалы, страхи, мораль. Интересно, какой была мораль Алека, что позволяло ему идти вперед, несмотря ни на что?
Интересно, сколько правды было в рассказах Кирилла о нем?
И кто убил Джейка?
Последний вопрос он озвучил вслух, вдребезги разбив ту нежную, понимающую тишину, что повисла между ними. Алла рассмеялась, легко и слишком спокойно для поднятой темы. В ее улыбающихся глазах не было ни сочувствия, ни жалости, ни переживаний. Никаких угрызений совести, никаких положенных чувств.
— Алек, конечно, — губы дернулись, обозначая ту же улыбку, что была во взгляде.
Скай снова замолчал. Можно спросить про остальных: людей, про которых рассказывал Блэк, Юлю — язык не поворачивался. Было слишком страшно, что она подтвердит, вот с такой же улыбкой, таким же спокойным тоном.
Слишком страшно, что тишина между ними больше не будет комфортной и невесомой.
— Юки — тоже он? — холодно спросил Кирилл, Скай вздрогнул и обернулся.
Блэк стоял в дверях, яростный, серьезный, строгий. Блэк смотрел на Аллу, будто самого Влада здесь не было, только на Аллу. Блэк ждал ответа.
— Понятия не имею, — лениво протянула она, отставив на стол недопитый кофе и пожав плечами. — Я не спрашивала.
Смешок Кирилла заставил его вздрогнуть. Он слышал раньше эту интонацию, видел этот бешеный взгляд, видел алые искры в глубине чужих глаз. Но не у него, никогда не у него. Даже когда Кир злился, он оставался спокойным внутри, всегда. Раньше. А теперь Скай смотрел, как Блэк идет к Алле, смотрел как он нависает над ней, и мышцы сами напрягались от неосознанного желания сорваться с места и оттолкнуть друга, пока не натворил глупостей.