Я сидел на заднем сиденье, подогнув ноги и уставившись на колени. Полный ужас ситуации сам по себе вызвал странный ажиотаж. «Сандра, — брюзжала Жанин, — ты разве не получила инструкции. Я имею в виду адрес, о боже мой!»
— Это должно быть тут, — резко проговорила моя будущая экс-супруга. От напряга ее лондонская дикция прозвучала резко и злобно.
— Почему бы нам не спросить на заправке? — встрял я. — Почему бы не обратиться к парню на заправке? Найдем кого-нибудь с «комплексным обслуживанием».
Те самые заведения: «7-одиннадцать», всякие там нотариусы, ремонтные глушителей — проносились мимо, пока мы кружили по кварталу.
— Не доверяю я этим парням, — усмехнулась Жанин, чьим главным счастьем было обрести состояние высокого морального превосходства. Потом она обернулась ко мне со скрещенными руками: «Джерри, ты балдеешь?»
Я сегодня женюсь, господи ты боже мой. Я — ходячая фабрика эндоморфина.
Наконец, между двумя домами материализовалось нечто наподобие византийского храма. Искусственное цветное стекло. «ЧАСОВНЯ ЛЮБВИ».
Внутри нас поджидала миниатюрная, похожая на птицу женщина в очках бабочкой и в платье с блестками. Одеяние спускалось прямо на ее красные лодочки, размером с чайную чашку.
— Меня зовут Пиа Пиарина. А вы мистер Кочрэн? — она говорила с акцентом, какой встречается лишь в дублированном итальянском кино.
— Еще нет, — ответил я.
— Извините?
— Я мисс Кочрэн. Это мистер Стал.
Сандра уже стала командовать, устанавливая модель отношений, просуществовавшую до конца нашей совместной жизни: я слишком заебан, чтобы функционировать, она выясняет детали. Стены часовни были расписаны фресками с «парочками»: парочки в лесу, парочки на пляже, парочки под зонтом… Их отличало то, что люди походили на иллюстрации из книжек о здоровье. Мужчины носили ветронепроницаемые куртки, женщины — юбки в складку. Даже пол украшали сцены гигиенических романов. Над всем этим делом стоял аромат лизола, парящего аэрозольными тучками над расставленными в стратегических точках желтыми свечами.
Утрясая формальности — проверка водительских прав, свидетельств о рождении, прочих документов, необходимых для законной любви — Пиа рассказывала о том, что пела в опере, но не добилась карьерного «процветания» здесь в Америке.
— Мой муж, он тоже в опере, — сказала она. И как по сигналу, откуда-то сзади загудел орган. Приходилось щуриться, чтобы что-то разглядеть в самой часовне: она представляла собой большую комнату, освещенную только в середине, но в задней части, качаясь у своего «Хэммонда» сидел густоволосый, печального вида парень, у которого были дела поважнее, чем смотреть в нашу сторону. Он так и не запел, столь увлеченный переходами от одной мрачной ноты к другой, меняя их как раз тогда, когда еще секунда — и один и тот же дрожащий звук станет невыносимым.
— Джерри Кочрэн, — начала la bella Пиа. — Согласен ли ты…
— Стал, — поправил я.
— Извините?
— Я Джерри Стал, — снова объяснил я.
— Понимаю.
Наша свадебная хозяйка поставила нас у светлой фрески, изображающей двух персонажей медицинской книги рука об руку под улыбающимся солнцем. С методичностью распорядителя на похоронах она привела наши тела в должное положение. Взяв мою левую руку с символом фальшивой помолвки, она положила ее мне на правую. Проделав эти действия, она извлекла кнут для верховой езды из лакированной кожи — видимо, он всегда находился при ней, но я не заметил — и хлопнула им себя по бедру, когда мы стали опускать лапы.
Мы с Сандрой уже занимались сексом, но никогда не держались за руки. Никогда особо не любил держаться за руки. От неловкости со мной начало что-то происходить. Я просто не был готов к любой форме ППЛ (Публичное Проявление Любви). Наверно, этим объясняется случившееся после. Меня пробило на «хи-хи».
Вообще-то я заржал истерически. Не добродушно засмеялся. Хриплые, отрывистые выдохи и завывания буквально вырывались из меня, я задыхался, стараясь не обмочить свадебные джинсы. «Я — аааагх, хааэчшш, господи… Я очень извиняюсь».
Позади меня исполнявшая роль свидетельницы Жаннин наверняка искусала себе язык до крови. Ее отвращение было очевидным. Сандра смогла лишь покачать головой — британская сдержанность не рассчитана на подобные повороты событий. Пиа была вне себя от бешенства.
— Так… нельзя! Это самый важный момент в вашей жизни. Для мужчины и женщины это… все на свете. Что с вами произошло?