- Я буду ждать! – сжимая полупрозрачные кулаки, саднящим голосом изрек Лухан, не желая отпускать меня.
- Я буду торопиться не меньше, - заверила я от всего сердца, выходя за порог и прикрывая за собой. Хоть бы ничего не случилось, и это не было сном! Каким бы тяжелым он ни был, лучше такой, чем сумбурный и бессмысленный сон о реальности, в которой нет того, кого можно любить так сильно, что время и пространство сдаются, превращаясь в дополнительные измерения любви, а не преграды.
* * *
Едва очутившись в прихожей, я присела, чтобы разуться, и тут же встретила отца, вышедшего из зала на звук моего возвращения. Я ушла из-за ссоры с ними, так что начинать разговор не спешила.
- Где ты была? – возмущенно встал он в проходе.
- Гуляла, - бросила я, стянув кеды и приготовившись пойти дальше, но папа не пропустил.
- Ты время видела?
- Видела… - пробормотала я, опустив глаза.
- А совесть у тебя есть?! – он посторонился, видя моё нетерпение. Я поспешила шмыгнуть внутрь, к своей спальне. – Где ты гуляла? Ты будешь со мной говорить или нет? Куда ты пошла? Не смей больше пропадать так надолго! Ты меня слышала? – Я захлопнула дверь своей комнаты и, прислонившись к ней спиной, перевела дыхание. Мои строгие родители терпеть не могут, когда я не отчитываюсь о том, где и как провожу время. В прошлом году они даже умудрились пару раз проследить, точно ли я хожу к подруге и веду себя прилично. Стыдясь того, что меня встречают из гостей, я перестала посещать одноклассниц и предпочитала звать их в гости сюда. Но как мне было объяснить то, что я буду ходить в заброшенный дом и шатаюсь по нему часами? Пытаться рассказать правду и думать нечего. Мой отец вызовет экзорциста, а мать психиатра. Но это всё неважно, я не буду упоминать и словом о Лухане. Наша любовь осилила столько испытаний. Неужели я не справлюсь с регулярными побегами из дома?
Примечание к части *Конфуций
Часть 5
Затаив дыхание, я толкнула дверь, не зная, что обнаружу за ней. Что если мне всё приснилось и повторения тому не будет? Но Лухан стоял передо мной, радостно улыбающийся, посреди холла, где когда-то, наверное, стоял круглый тяжеловесный стол, на котором каждые три дня менялись благоухающие цветы в фарфоровой белой вазе с сине-золотой росписью драконами и цветением слив. Лухан был здесь, но, увы, всё такой же призрачно-прозрачный, пронзенный видом ступеней за ним, подобно помехам на телевидении рябящим на его изображении. Я переборола себя и удержала свою хотевшую упасть улыбку, чтобы не огорчить его. Он разве что не закружился в воздухе вокруг меня, подлетев и засуетившись на месте.
- Как я рад, что ты пришла!
- Неужели ты сомневался? – мы посмотрели друг другу в глаза. Это напоминало мне трюк с трехмерной картинкой, за которой можно разглядеть что-то иное; если концентрироваться на кареглазом взоре, то перестаёшь замечать, что сквозь него что-то неестественно просматривается.
- Вдруг ты приняла всё за видение, - всплеснул он видимостью рук. Ведет себя, как молодая хозяйка, впервые принимающая гостей, не знающая, что предложить, куда позвать. Ему хочется создать мне ощущение уюта, спокойствия и счастья. Мне хочется провести пальцами по его волосам, броситься ему на шею и обнимать, пока не заболят мои плечи и его ребра. Невозможно. Я сильнее натянула губы, не лишая их нужного выражения.
- Только не после вернувшихся воспоминаний и того, что они притащили за собой, - я шагнула, заново осматривая дом, к которому ещё не привыкла. Всё было, как и вчера. К сожалению. Ничего не ожило, не вернуло жизни ни себе, ни моему возлюбленному, светлой тенью поплывшего за мной к лестнице.
- Ты не рада… - робко предположил Лухан. Поставив ногу на первую ступеньку, я посмотрела на него, следующего со мной рядом. – Не рада, что вспомнила.
- Ничего подобного! – горячо заверила я. Сейчас мне казалось, что я была калекой без знания о себе прошлой. О настоящей себе, которая ничем не отличалась в прошлом от той, что здравствует в этом дне. – Я люблю тебя, Лухан! Как я могла существовать без этого? И зачем? Не говори так, - моя ладонь поднялась, запоздало опознав отсутствие плотности того, к кому попыталась прикоснуться. Парень проследил за движением и чуть померк. – Это всё неважно! – поспешно сказала я и зашагала вверх. – Мне всё равно, ощущаю я тебя или нет. Мои чувства от этого не меняются. Я буду с тобой всегда, каким бы ты ни был.
- Разве это ни странно? – я остановилась на середине, поправив на плече рюкзак. Лухан несмело пожал плечами. – Что можно ничего не ощущать, но всё равно чувствовать. Нет, ты можешь… в тебе есть всё, всё, чем любить… а я? Ничего нет. А я всё равно как будто бы человек… его подобие…
- Ты мой любимый человек, - надсадно сказала я, опустив брови и разглядывая его влажными глазами. Страшно. Мне всё ещё каждую минуту страшно. Но не от сверхъестественности происходящего, а от того, что он пропадет, исчезнет, что-то случится с нами такое, что вновь оборвет нашу встречу, память. – Идём, там солнечнее…
Я побежала быстрее, а ему не нужно было и ногами шевелить, чтобы не отставать. Им двигала мысль, внутренние указания. Хотя внутри чего бы им быть? Скорее внешняя энергия, как-то связанная с чем-то вечным, питающаяся откуда-то из далёких пространств, возможно оттуда, где обитает разгадка и загвоздка нашей трагедии.
- Я сказала родителям, что погуляю с подругой, - остановилась я возле рояля, как и накануне. – Отец был недоволен моим поздним возвращением, поэтому сегодня придётся пойти домой раньше. Только не подумай, что я хочу этого… я бы осталась тут до тех пор, пока мы не нашли способ…
- А если мы его не найдем? – прервал меня Лухан, присев на пол.
- Найдем! – убежденно сказала я и, лишившись этой уверенности в связи с тем, что она из меня наполовину вылетела громким заявлением, опустилась на стул, сняв рюкзак и швырнув его под музыкальный инструмент. – Неважно. Я уже сказала тебе. Кто бы ты ни был по сути в этот раз, я буду с тобой.
- Тебе было бы проще полюбить другого, - отвел глаза он.
- Очень смешно! – хлопнула я ладонями по джинсам. – Десятки веков не могла, а тут с разбегу так и сделаю!
- Прости, мне непривычно это всё, - Лухан стиснул губы, мелко задрожавшие и выдавшие, что он где-то в душе плачет. Впрочем, где же, как не вот в этой оболочке, разве она ни есть та самая душа? – Я ничего не могу сделать. Не с какой-нибудь ситуацией, в которой оказался слаб. Я просто ни-че-го. Не мо-гу. Сделать.
Сползя со стула на колени, я очутилась перед Луханом. Отойдя от шока, я в эти сутки оказалась более заряженной верой в лучшее, той, которая могла поддержать и на которую не повлияешь вот так безысходностью, сбивая с пути. Но его я могла понять. Семнадцать лет одиночества, ожидания, непонимания, страха и мучений. Семнадцать лет ада. Даже если он начнет орать и вести себя, как безумец, я буду терпеть и смотреть на это с любовным состраданием.