Тело пульсировало от незнакомого желания, которым Онория не умела управлять. Она перебирала пальчиками по груди Блейда, пряча их глубже под рубашку, а из горла рвался странный звук, почти стон. Он — ее враг, а она его целует. Но как же он хорош на вкус…
Как будто почувствовав, что Онория держит его на расстоянии, Блейд отпрянул и посмотрел на нее темным взглядом. Сузив глаза, сжал ее лицо в ладонях и стремительно овладел губами.
Онория ничего не могла поделать: ее предательские руки ласкали гладкую кожу его плеч. Нерешительно она приоткрыла губы, и первое полное проникновение его языка ее ошеломило. Празднуя победу, Блейд прижался к Онории всем телом, вдавливаясь в чувствительную развилку меж ее бедер.
Это слишком. Онория оторвалась от его губ и стала хватать ртом воздух. На ее щеках и ниже в непривычных местечках горел жар.
— Нам нельзя этого делать.
Блейд развернул её лицо и снова поцеловал, лишая дыхания. Онория схватила его за волосы и оттянула голову назад. Ей нужно поразмыслить. «Думай, черт возьми!» Но так трудно соображать, пока его язык ласкает ямочку на шее. Онор закатила глаза и поежилась.
— Ты обещал. Дал слово защищать меня.
Когда он застыл, прижимаясь губами к ее коже, Онория едва не зарыдала от облегчения. Ей не выиграть, когда тело так сильно хочет сдаться. Уязвимость пугала. Онория попыталась оттолкнуть Блейда, но тот даже не пошевелился. Руки, прижатые ладонями к каменной стене, обхватывали ее как стальные прутья. Он склонил голову и резко и судорожно вдохнул аромат Онории.
Она прошептала:
— Ты обещал.
Блейд ударил кулаком в стену. Онория невольно подскочила. Его глаза были дьявольски черными.
— Блейд, умоляю, вернись. Я хочу с тобой поговорить.
— Ты и так говоришь, — сказал прохладный, совершенно четкий голос. Как же ей хотелось услышать грубый жаргон кокни, который уже стал почти родным. Кто же знал, что ей будет не хватать протяжного выговора?
— Вернись, отведи меня домой, — попросила Онория, трепещущей рукой касаясь его щеки.
— А если соглашусь?
Блейд повернул голову и поцеловал ее пальчики. Прикосновение влажных губ заставило ее снова отвести глаза, а слова застряли в горле.
— Если согласишься? — смущенно повторила она.
— Что ты мне дашь?
Онория растерянно глядела на Блейда.
— Я… я… я тебя поцелую.
— Только что целовала.
— Нет, не целовала, а лишь позволила тебе поцеловать меня.
Блейд замер, прижимаясь губами к пальчикам Онории, и низко замурчал:
— Куда?
— Куда?
Вокруг было пусто, но скоро охрана начнет патрулирование. И если они наткнутся на ее обезумевшего от голода голубокровного, Онория себе этого никогда не простит. И тут до нее дошло, о чем он ее спросил.
— Что значит «куда»? Нет, прекрати, знать не хочу. Я имела в виду в губы.
Какое-то время тянулось опасное молчание. Блейд сжимал и разжимал в кулаке складки ее юбки. Затем глубоко вздохнул и отступил прочь, а Онория зашаталась и едва не сползла по стене усыпальницы.
Господин стоял к ней спиной.
— Блейд? — прошептала она.
Он долго не отвечал, затем повернулся, показав все еще угольно-черные глаза.
— Ага, я этого не забуду, милашка.
Онория вздохнула почти с облегчением. Опасность еще не миновала, но мало-помалу Блейд приходил в себя. Оттолкнувшись от стены, она напомнила:
— Полагаю, нам лучше убраться отсюда.
— Дома ты мя не тока поцалуешь, — вдруг выпалил господин.
Онория сразу посмотрела на него.
Блейд ткнул в нее пальцем и рыкнул:
— Расскажешь, какого черта здеся шлялась. Больше не бреши, Онория, ненавижу лгунов.
Глава четырнадцатая
Паровые двигатели экипажа, с грохотом катившегося по темным туннелям, издавали ритмичное монотонное шипение. Окрестности освещались развешенными то тут, то там газовыми лампами, и время от времени транспорт проезжал под вентиляционной шахтой, через которую пар поднимался наверх, где мерцал туманный полумесяц.
В это время ночи в экипажах почти никого не было. Пассажиры потихоньку выходили, пока Онория с Блейдом не остались одни в молчании, не желая разговаривать.