Это только одна из бесчисленных причин, почему они настолько раздражали.
— Это то, что чувствует женщина, вынужденная быть в одиночестве в тесной клетке, в течение последних двух веков, — она бесполезно попыталась блефовать.
Он поднял голову с надменной улыбкой.
— Нет, ты желаешь меня.
— После двух столетий воздержания я желаю грязного, гниющего зомби…
— Меня, — прорычал он, двигаясь с невидимой скоростью, прижимая ее к мшистой земле. Она издала звук удивления, но прежде чем еще успела среагировать, он нагло потерся полностью восставшим членом о нижнюю часть ее живота. О. .да. Сплошное удовольствие ударило по ней. Его улыбка расцвела от ее мягкого стона одобрения.
— Ты хочешь меня глубоко внутри себя.
Благословенная мать, она хотела.
Что может быть более безумным?
Он был вампиром. Они оказались в ловушке в аду. И он был именно тем высокомерным ублюдком, который направляет ее по зазубренному краю.
Она должна ударить его кулаком в нос, а не гладить руками по скульптурному совершенству его груди. Но блин…
Даже с ее ненавистью к вампирам она не могла проигнорировать воздействие его удивительной красоты или знание того, что он рисковал своей жизнью больше, чем единожды, чтобы защитить ее.
А потом была эта жгучая боль, безжалостная потребность.
Это было не просто одиночество, которое преследовало ее, что бы она ни утверждала. Или случайная похоть женщины, которая была без секса в течение очень, очень долгого времени.
Нет, это грызущее желание появилось, когда она впервые увидела Уриэля. И как бы это не злило ее, но надо признать, он единственный, кто может облегчить ее мучения.
Отбросив многие причин, почему это “ужасная идея”, Катя провела своими руками вверх, чтобы взять его красивое лицо, утопая в бархатном жаре его взгляда.
— Уриэль, — выдохнула она.
Абсолютный голод вспыхнул в его глазах. Он опустил голову и уткнулся носом в падинку ее горла. Катя вздрогнула, плотно зажмурив глаза при эротическом чувстве его клыков царапающих ее нежную плоть.
Ох…. Бооожее.
Она должна быть в ужасе от угрозы этого огромного оружия так близко к ее венам, но вместо этого она подняла бедра, чтобы встретить жесткие толчки его члена.
Уриэль застонал, его пальцы легко снимали лямки ее ночной рубашки, обнажая для него ее согласное тело. Затем с такой же эффективной быстрой он сбросил с себя одежду, бросая ее в сторону, прежде чем взять ее груди в свои руки, его пальцы дразнили ее соски пока те не стали твердыми бусинками.
Катя держала глаза плотно закрытыми, купаясь в ощущении теплого солнечного света, лившийся на их переплетенные тела, и мягкого моха под ее спиной. Иллюзия или нет, она была в ловушке в той темной, спартанской клетке на протяжении веков. Чувство свободы и возвращение на свою любимую родину было почти столь же пьяняще, как ощущение нежного прикосновения Уриэля.
Она резко вдохнула, когда его губы проследили линию ее ключицы, а затем по полушариям ее грудей, быстро изменив ее мысли.
Солнце и иллюзия свободы были восхитительными, но прикосновения Уриэля…
Это была магия.
Холодные, искусные пальцы пробежались вниз по ее телу с плавящим сердце умением. Ищущие губы сомкнулись на кончике ее ноющей груди. Его эрекция точно давила на точку ее удовольствия.
Она протягивала пальцы через густые кудри, выгибаясь спиной в тихом поощрении.
Уриэль зарычал в знак признательности, ударяя кончиком языка по самой чувствительной части ее груди, пока его руки исследовали щедрый изгиб ее бедер. Медленно его руки опусьтились вниз, раздвигая ее ноги дальше друг от друга, его пальцы повторно прошлись ленивым путем вверх и по ее внутренней части бедер. Катя забыла как дышать, она беспокойно зашевелилась под ним, ее тело дрожало от желания.
— Пожалуйста, — простонала она.
Он покусывая перешел на другую грудь.
— Скажи это, — проскрежетал он.
— Сказать что?
— Что ты хочешь меня.
Она даже не колебалась. Какой в этом смысл? Даже если бы он не был вампиром, он бы знал, что она отчаянно пыталась облегчить свою жгучую похоть.
— Я хочу тебя.
Самодовольная улыбка изогнула его губы.
— Моя.
Катя замерла. Ее не волновало его собственническое утверждение. Это звучало явно правдиво, даже если она не готова это признать. Но, будь она проклята, если он думал, что сможет заставить ее сгореть в огне, не чувствуя на себе несколько искр.