— Уриэль, — выдохнула Катя, судорожно пытаясь подняться на ноги, чтобы надеть свое забытое платье.
— Я чувствую его. — Он стремительно рванул в ее сторону, натягивая джинсы и футболку, схватив длинный, очень острый меч. — Вампир. — Вновь прошел холодный поток, Катя зашипела в ужасе неверия.
Нет, это не может быть.
Даже с ее дерьмовым везением не могло быть так плохо.
Но даже когда она пыталась убедить саму себя, что это должно быть какая-то ужасная ошибка, знакомое ощущение обреченности поселилось в ее сердце.
— Марика.
— Невозможно.
Она крепко сжала руки, сочетание ненависти и страха взорвалось в ней.
— Эту вонь я бы не забыла, — прошипела она.
— Никогда. — очень тихо пробормотал Уриэль, его взгляд осматривал окрестности с интенсивностью тренированного воина.
— Тогда она, должно быть, часть иллюзии. — Катя вздрогнула с отвращением. — Нет, не иллюзия. Кошмар.
— Катя. — Звук ядовитого голоса ее сестры летал по воздуху.
Уриэль наклонился, чтобы украсть у нее короткий поцелуй, его лицо выражало маску решимости.
— Отвлеки.
— Что?
Не отвечая, он заскользил в сторону деревьев. Меньше, чем за биение ее сердца, он исчез среди теней.
— Вот черт! — Она чувствовала себя, как мышь, которую собирается загнать в угол кошка, со злобными клыками и противным характером. Катя заставила себя не убегать, когда Марика вышла из-за большого камня.
Уриэль сказал ей отвлечь суку, и ей-Богу, она это сделает.
— Ах, вот и ты, дорогая сестра, — промурлыкала Марика, ядовитая улыбка, изогнула ее губы.
— Ты скучала по мне? — Катя проглотила желчь, которая поднялась в ее горле.
Не удивительно видеть Марику, как будто отражение в зеркале.
Такие же темные волосы и глаза, та же бледная кожа и пышные формы тела, которые в настоящее время одеты в одно платье дизайнера, из атласа, которые Марика обожала.
Все же было удивительно, что она выглядела ухоженной и утонченной, как будто только что сошла со страниц журнала Vogue.
Проклятье.
Она должна была быть мертвой и страдать от ужасных пыток в недрах подземного мира.
Во Вселенной нет никакой справедливости?
— Тебе действительно нужно научиться оставаться в своей могиле, Марика, — сказала она сквозь зубы.
Марика откинула свои темные кудри, подкрадываясь вперед с выражением откровенного ожидания.
Это был взгляд, который всегда предвещал боль.
Часы и часы боли.
— Что в этом забавного? — потребовала она.
— Забава состоит в том, что я избавлюсь от твоего несчастного существования навсегда. Сама эта мысль заставляет мою голову кружиться от радости.
Марика остановилась в нескольких дюймах от нее, ее холодная сила обернулась вокруг Кати, как ледяные оковы.
— Что случилось с моей милой Катей, которая молилась каждую ночь, чтобы ее сестра вернулась к ней? — Катя крепко стиснула зубы. Она не дрогнет, она не дрогнет, она не дрогнет…
Ее подбородок наклонился, выражение лица было вызывающее.
— Она поняла, что ее сестра превратилась в чудовище.
— Чудовище? — Темные глаза сузились в подозрении, когда Марика наклонилась вперед, нюхая воздух вокруг Кати.
— И это говорит женщина, которая пахнет своим любовником вампиром. Где он? — Катя выругался. Вот тебе и отвлечение.
— Ты знаешь, Марика, — сказала она, отчаянно пытаясь удержать внимание сумасшедшей женщины на себе.
— Мне потребовалось некоторое время, но теперь я понимаю, что стать вампиром не значит стать злом.
— Нет?
— Нет, это твое отсутствие чего-то похожего на сердце. — Звонкий смех Марики послал дрожь вниз по позвоночнику Кати.
Дорогая богиня, достаточно плохо было уже то, что женщина ходила с лицом ее сестры, так к этому добавился еще и жуткий гогот.
— Катя, если бы у меня не было сердца, я бы удостоверилась, чтобы мы были вместе даже после смерти? — Марика прижала руку к ее небьющемуся сердцу. — Что может быть более сентиментальным?
— Это был эгоизм, а не сентиментальность. Ты всего лишь пыталась защитить свою шкуру, заставляя Сергея связать нас вместе.
— Правда. Теперь, однако, у меня есть гораздо более фундаментальные причины оценить это заклинание.
— И какие это?
С недовольной гримасой, Марика протянула руку, чтобы процарапать малиновом ногтем щеку Кати, оставляя кровавый след после себя.
— Я чувствую себя немного злой из-за смерти. Мне было, в конце концов, суждено править миром, — пожаловалась она. — Будем надеяться, что несколько столетий твоего наказания поможет мне облегчить мое разочарование.